Верность Отчизне. Ищущий боя
Шрифт:
Такое собеседование было полезно для всех нас, особенно же для тех, кто вроде меня еще не участвовал в боях.
Сначала начальник штаба обрисовал обстановку на нашем южном крыле фронта.
Вот, в общих чертах, какой она была в те мартовские дни 1943 года. 18 марта наши войска оставили Белгород. Но они прочно закрепились по левому берегу Северного Донца на Белгородско-Харьковском направлении и остановили врага.
Наступило затишье. Но севернее Чугуева безостановочно шли бои местного значения: наши войска отбивали атаки противника, пытавшегося переправиться через реку.
К лету,
Советское командование заблаговременно вскрыло замыслы врага. Наши войска усиленно готовились к решительному сражению. На нашем фланге, как и на всем Курском выступе, шла перегруппировка сил. Подтягивались резервы, техника, строились оборонительные рубежи, восстанавливались дороги, мосты. И в колхозах, и в городах люди от мала до велика самоотверженно помогали армии строить и укреплять рубежи обороны.
Как и все воины, оборонявшие Курский выступ, мы усиленно готовились к будущим боям и с нетерпением их ждали.
На полковом собрании — первом во фронтовой обстановке — выступило много летчиков. Говорили об успехах Амелина, Евстигнеева и других, о промахах некоторых летчиков, вспоминали боевые подвиги Пахомова, Гладких, Мубаракшина.
Разговор зашел о роли рядового летчика в исходе боя. Групповой бой слагается из боя пар, звеньев, групп — это четкий механизм. И на его работе может отразиться любая ошибка ведомого. Победа дается благодаря взаимным усилиям всей эскадрильи, всего полка.
Говорили и о том, что успех группы зависит от решения командира группы. Авиационный командир обязан знать и чувствовать сильные и слабые стороны группы, знать, в чем сила и ловкость противника, и умело все это взвешивать. Он должен особенно быстро принимать решения, умело идти на риск.
В заключительном слове командир сказал:
— Бомбардировщики противника стараются прорваться к боевым порядкам наших наземных войск. В этих случаях советские истребители — действуют ли они в паре или в группе — идут на все, навязывая бой врагу. Они жертвуют всем, только бы не дать вражеским самолетам прицельно бомбить войска. Обстановка заставляет нас идти на риск. И чем сложнее, чем опаснее обстановка, тем больше оснований для боевого риска. Но, идя на риск, летчик должен все взвесить, правильно оценить обстановку, иначе риск будет бессмысленным: цели не достигнешь.
Слова Солдатенко я часто вспоминал впоследствии.
НЕ ПАДАТЬ ДУХОМ
Итак, воздушные бои стихли. Обе стороны сохраняли и увеличивали количество самолетов для будущих боев.
Наша авиация по приказу командования стала совершать налеты на аэродромы противника. Немцы отвечали налетами на наши объекты, внезапно нападали на аэродромы. Участились налеты на Валуйки. Все опытные летчики нашего полка стали вылетать наперехват немецких бомбардировщиков.
Мы с
Солнце уже приближалось к горизонту, когда Иванов открыл капот машины, и мы вместе с ним начали осматривать мотор, готовить самолет к завтрашнему дню. Вдруг подбегает оперативный дежурный и сообщает, что паре младшего лейтенанта Габунии приказано вырулить на боевое дежурство.
Смотрю, Габуния уже запустил мотор и выруливает. Сейчас он остановится и выключит мотор. Ничуть не бывало: командир полка машет ему флажком. Вано выруливает на взлетную полосу и взлетает.
Я поражен: неожиданный приказ — первое боевое задание нашей паре, а мы еще не совсем договорились на земле о действиях в воздухе. Ведь ответственность на нас какая: когда барражируешь над аэродромом, может произойти налет, ты в любую секунду должен быть готов вступить в бой.
— Товарищ командир, садитесь в самолет быстрее, — говорит Иванов.
— Как, разве он готов к полету?
— Не беспокойтесь. Сейчас все будет в порядке.
И действительно, не успел я влезть в кабину и привязаться ремнями, как механик, быстро закрыв капот, доложил:
— Товарищ командир, аппарат к вылету готов.
Выруливаю на старт. Командир машет флажком и мне. Даю газ — и взлетаю.
Мой пятибачный медленно набирает скорость и высоту. Ведущий делает разворот, и вот он выше меня. Смотрю на прибор скорости и не решаюсь последовать его примеру — скорость недостаточна. Пора делать разворот. Сосредоточиваю внимание на технике пилотирования. Осматриваюсь — Габунии не видно.
Пытаюсь связаться с ним по радио — Вано молчит. Попытался установить связь с землей — земля не отвечает. В чем дело? Что случилось?
Набираю высоту 1500 метров. Что ж, буду прикрывать аэродром один! Но я знаю: гитлеровцы стараются совершать налеты на наши аэродромы и другие объекты на закате солнца, когда нас оно слепит. С нетерпением жду, что вот-вот появится Габуния. А пока решил потренироваться, отрабатывая осмотрительность.
На боевом дежурстве на земле в готовности к вылету стоят восемь самолетов. Посадочный знак не убран. Значит, ложная тревога. Вероятно, нас послали просто для тренировки. Да и все вокруг спокойно, и я решаю проверить, какую же скорость может дать мой самолет. Так увлекся, что отлетел на порядочное расстояние от аэродрома. Не отрывая взгляда от прибора скорости, забыв об осмотрительности, о возможности внезапной атаки врага. И вдруг вспомнил об ориентировке: не заблудиться бы — ведь район еще недостаточно изучен!
Разворачиваюсь на 180 градусов в сторону аэродрома. Все свое внимание сосредоточиваю на нем. Только бы не потерять его из виду. Вон он, впереди, километрах в пятнадцати. И тут мне пришли на ум слова, которые я сам не раз твердил курсантам: «Осмотрительность и еще раз осмотрительность — крути головой на 360 градусов». Я так и сделал и увидел шестерку двухкилевых самолетов. Они приближаются к аэродрому со стороны солнца на высоте около 1000 метров. Знаков не видно. Силуэты различить трудно. Пожалуй, это «Петляковы» — они тоже двухкилевые.