Верность виконтессы. На службе Ее Величества

Нордье Софи

У оборонявшихся уже закипали огромные котлы с маслом и водой (огонь под емкостями поддерживали, как обычно, мальчишки). Женщины стаскивали ведра, проверяли устойчивость лестниц, по которым им предстоит поднимать на стены кипяток и горячее масло. Возле каждой амбразуры и в машикулях [20] давно лежали груды камней. Лучники, надев тетиву на дугу лука, в зоне досягаемости раскладывали пучки стрел. Все было готово, но атака не начиналась.

Сотни вооруженных мужчин и грозные боевые машины застыли под стенами замка. Лишь клубы пара от горячего дыхания напоминали, что там стоят живые люди.

20

От mache-col –

бить в голову. Навесная бойница для вертикального обстрела штурмующих (фр.).

Нервы осажденных закручивались на последний оборот.

Вдруг с восточной стороны раздались надрывные звуки рога. Сначала в королевском лагере, а затем опасность протрубили и внутри крепости!

Первый сигнал – сигнал к атаке – дал Габриэль. Когда его люди захватили потайную калитку и подали условный знак огнем, он в свою очередь протрубил в рог, извещая короля, что можно начинать штурм. Сам виконт с полусотней всадников помчался на помощь авангардному отряду. Спешившись, воины проворно взобрались по крутому склону холма и один за другим растворились в открытой двери. Внушительный отряд Габриэля, помноженный на внезапность, сделал свое дело. С боем, но достаточно быстро бойцы продвигались к воротам замка, и с каждым шагом сопротивление растерянного противника ослабевало.

Пока обреченные защитники метались по галереям крепостных стен, не понимая, где же главная опасность, королевское войско тронулось с места. По цепочке передали приказ: Шас-Шасто с тараном не использовать! Воины – кто с лестницами на плечах, кто яростно вскинув боевой топор, – бежали к высоким куртинам. Боевой клич: «Монжуа! Сен-Дени!», исторгнутый сотнями луженых глоток, водопадом обрушился на замок.

Габриэль со своими бойцами овладел изнутри крепости аркой надвратной башни. Спешно подняли решетку и уже высовывали из металлических скоб на воротах запирающий деревянный брус, когда совсем рядом снаружи услышали рев атакующих. Габриэль довольно ухмыльнулся: успели вовремя. Сила напирала неистовая! Под могучим натиском тяжелые дубовые ворота, обитые листовым железом, распахнулись, будто невесомые оконные занавеси на сквозняке. Людская лавина хлынула в арку, безжалостно круша все на своем пути. Ее мощь чуть не раздавила Габриэля. Он на миг замешкался, но чья-то рука проворно увлекла его в стенную нишу.

Габриэль, переведя дух, обернулся, чтобы поблагодарить спасителя, но от неожиданности поперхнулся и резко закашлял. Перед ним стоял ухмыляющийся Андрэ, обвешанный с двух сторон щитами.

– Жив, дьявол! – заорал Габриэль и сжал слугу в могучих объятьях.

– Осторожно, хозяин, а то задавите! Вивьен вам этого не простит.

Оруженосец снял цервельер [21] и устало привалился к стене. Его голова по-прежнему была замотана в женский платок, полы длинной юбки, судя по краям, были обрезаны мечом. Впору рассмеяться, если бы не обильные алые пятна.

21

Полусферический шлем, похожий на каску, дополнялся наносником.

– Твоя кровь? – беспокойно уточнил Габриэль.

– Кто его знает? Все тело ноет, а раны это или синяки?.. Разденусь – выясню, – усмехнулся Андрэ.

Между тем последнее сопротивление было сломлено. Осажденные массово сдавались. Отовсюду слышались грозные окрики военачальников, запрещающие грабеж. Они исполняли приказ Бланка: никаких грабежей и поджогов, королевской армии нужен дееспособный замок. Пленных разоружили, согнали в Рыцарский зал донжона, а наиболее агрессивных заперли в подвалах.

Луи за свой счет устроил обильное угощение армии. Не у одной дюжины бочек с вином выбили днище. Захмелевшие воины славили щедрого короля, травили байки, горланили веселые песни. Стоявшие в карауле бойцы с нескрываемой завистью смотрели на товарищей, которые далеко за полночь с трудом добредали до своих палаток.

А

в своем шатре победно улыбалась Бланка. Она захватила замок, пожертвовав минимальным количеством человеческих жизней. Это настоящий триумф! После такой звонкой оплеухи герцогу Бретонскому его союзник Ричард Корнуоллский [22] не рискнет покинуть Бордо. Война с англичанами откладывается! Мятежные бароны на несколько месяцев поутихнут. Можно переключиться на другие вопросы. И вновь д’Эспри оказал ей бесценную помощь. Умнейшая голова! Такую надо беречь. И наградить. Габриэль весьма честолюбив, она об этом помнит. Но и умен, чрезмерная благодарность лишь оскорбит его. Теперь ее очередь подумать…

22

Родной брат английского короля. Армия под его командованием была послана на помощь французским мятежникам.

* * *

На следующий день Андрэ, как и большинство воинов в лагере, проснулся с хмельной головой. Серьезных ран на его теле не обнаружилось, всего пару неглубоких порезов, но настроение почему-то было неважным. И тут Андрэ осенило – Жермен! Его «жених» – теперь военнопленный – хоть и глуповат, но оказался добродушным парнем. Жаль его.

Перед глазами Андрэ всплыло вчерашнее утро.

Когда Жермен открыл калитку и дюжина призраков, вынырнув из снега, ворвалась внутрь замка, он понял, что его провели. Однако настоящее потрясение, намертво сковавшее Жермена, было вызвано тем, что девушка, которую он любил, причем горячо и искренне, оказалась мужчиной. В его взгляде Андрэ увидел столько боли, как будто не только гордость, но и все внутренности Жермена разорвали на мелкие кусочки. И сейчас, вспомнив эти глаза, он передернул плечами.

Едва дождавшись, когда господин вернется с военного совета – спасибо, дал отоспаться герою-лазутчику, – Андрэ тут же попросил у него свободы для Жермена.

Габриэль с пониманием отнесся к его просьбе и без намека на сарказм уточнил:

– Привязался к нему?

– Он неплохой малый. И не виноват, что я оказался хитрее.

Виконт пообещал похлопотать и уже к вечеру получил пленника в свое распоряжение как личный трофей.

Во дворе замка возле открытой конюшни, откуда валил теплый дух лошадей и свежего навоза, Андрэ, посвистывая, поджидал Жермена. Он искренне верил, что принес радостную весть, и, едва завидев Жермена меж стражниками, весело крикнул:

– Ты свободен!

– Лучше прирежь меня, – буркнул Жермен и с опущенной головой остановился на некотором расстоянии.

– Брось, не держи зла. Мы же на войне!

Андрэ все еще улыбался, когда Жермен поднял взгляд. В нем не было ненависти. Лишь каменная обреченность. Улыбка сползла с лица победителя, а не пожелавший свободы пленник развернулся и шаркающей походкой вернулся назад.

Утром по лагерю разнеслась весть: ночью один из военнопленных повесился. Андрэ не стал уточнять имя. Он знал его.

До глубокой ночи убитый горем оруженосец простоял на коленях в замковой капелле, отчаянно вымаливая себе прощение. Он погубил не только Жермена, но и его бессмертную душу, ведь самоубийц даже не хоронят в освященной земле. Причем несчастный приговорил себя к позорной смерти Иуды.

Габриэль несколько раз заглядывал в храм, желая призвать оруженосца к работе, но тот не поднимался с колен, а его плечи сотрясались от рыданий. Завтра с утра лагерь снимается с места, поэтому необходимо срочно почистить оружие, упаковать вещи, разобрать шатер. Ладно, Мартин поработает за двоих. Виконт не стал трогать Андрэ, представляя, какой хаос творится в его молодой душе. В голове у виконта навязчиво зудело: «`A la guerre, comme `a la guerre» [23] . Однако облегчения избитая фраза не приносила.

23

На войне как на войне (фр.).