Верность
Шрифт:
– Так что уж простите, господа офицеры, – заключила баронесса, – но капитана второго ранга Хрептовича (она сделала ударение на слове «второго») мы вынуждены беречь для будущих боев с большевиками. Это вам понятно? А за риск быть убитым каждому из вас я хорошо плачу.
– А Хрептовичу не платите? – спросил корнет Рипас.
– А Хрептовичу не плачу. Удовлетворены?
Все озадаченно молчали. Под столом зашевелился Трутнев. Рипас с досадой пнул его ногой. Баронесса продолжала:
– Значит, поняли? С сампана и на палубе ни одного выстрела. Кругом военные суда, сразу
– Поэтому благоразумнее на палубу не вылезать, – иронически заметил Нахабов.
– Именно так, – согласилась баронесса. – Я не шучу, Николай Яковлевич, что вы на меня так смотрите? – повернулась она к Лисицыну. – Если вы увидите, что на вахте не наш человек и команда готова к бою, проезжайте мимо. Атакуйте только в том случае, когда нет признаков засады. Понятно?
– Не совсем, баронесса. По-моему, с такой установкой трудно рассчитывать на успех. Надо атаковать с ходу, а там будь что будет. Смелость города берет.
– Сразу видно кавалериста, да еще казака, – засмеялась баронесса, – только я боюсь, что с ходу вы один будете атаковать, а остальные при всей их храбрости не полезут. А дюжие большевики вас повалят на палубу и свяжут. Ха, ха, ха! И уже не знаю, как я вас потом буду выручать. – Она вдруг помрачнела. – Эх вы, христолюбивое воинство! Как посмотрю на вас, плакать хочется! Почему вас так мало?! Если бы все околачивающиеся в Шанхае русские офицеры готовы были идти на абордаж, сампанов бы у китайцев не хватило! «Смелость города берет»! Чья смелость? Все русские города большевики забрали. А теперь вот и в Шанхае объявились!
Её слушатели стали недовольно переговариваться.
– Что, обидно?! – спросила баронесса. – Это хорошо, что обидно! Может быть, обида заставит вас действовать храбрее… Ну ладно, я пошла. Пора и вам отправляться на берег, сампаны ждут. Пить больше не смейте! Господин Головачевский! Ничего им больше не давайте! Желаю успеха, господа офицеры! Помните, на эту ночь противник предельно ослаблен. Я сделала всё, что могла. Теперь дело за вами!
Она вышла, хлопнув дверью. Гедройц громко застонал:
– Виталий Федорович, у меня, наверно, приступ аппендицита. И температура, чувствую, поднялась. Я должен сейчас же ехать в госпиталь.
– Поезжайте, – с досадой махнул рукой Хрептович, – в таком состоянии вы нам можете только повредить!
Все стали выходить на темную, грязную Янцзе-Пу-роуд. Лисицын несколько раз пихнул ногой лежавшего под столом Трутнева. Убедившись, что тот на это не реагирует, выругался и, плюнув, вышел.
67
После сытного обеда в ресторане «Островок железных башен» обе пары отправились на прогулку. Жаннетта увела Добровольского на озеро – взять лодку и посетить островок Ку-Шань. Нина Антоновна предложила Беловескому побывать на живописном берегу горной речки Танцзян. Эта речка была известна и за пределами Китая благодаря редкому приливному явлению – «маскарэ», ежемесячно происходившему в её устье. Перед прогулкой она сказала Добровольскому:
– Только после
Штурман хотел напомнить, что в полночь ему нужно на вахту, но Нина Антоновна выразительно взглянула на него, шепнув:
– Помолчите. Что нам делать – мы вдвоем решим.
Беловеский почувствовал и сам, что напоминать смешно. «Нужно взять себя в руки, иначе я отсюда скоро не выберусь, – подумал он. – Не следовало сегодня с ними ехать, но так хотелось побывать в Ханчжоу!.. Ладно, один раз в жизни можно и опоздать. В крайнем случае, вернусь с утренним поездом».
До речки было около четверти мили. Они быстро шли по тропинке, Воробьева впереди. Дорогой молчали. Нина Антоновна думала о том, что она должна заставить Беловеского провести ночь в Ханчжоу. Тогда она на какой-то срок будет счастлива. Она понимала, что добиться этого будет нелегко, и перебирала в уме все возможные варианты разговора у реки. Беловеский был увлечен Ниной Антоновной, но увлечения боялся, не веря в искренность своей спутницы. Смутное сознание опасности и идущая впереди женщина, к которой стоит только протянуть руку, его волновали, и он терялся в догадках: кто она? чего хочет? враг или друг?
Тропинка извивалась среди кустов шиповника и низкорослых сосен. Наконец она привела на берег. Внизу среди скал и обрывов в неглубоком каньоне неслась к морю Танцзян. Беловескому вдруг показалось, что он здесь не впервые и уже видел эту реку. «Что за наваждение, – подумал он, – говорят, перед смертью так бывает, – но вдруг вспомнил: – Да ведь это Тетюхе! Совершенно такой же каньон и такая же горная речка, только здесь вода мутная и, наверное, нет форели». И ему представились крутые лесистые отроги Сихотэ-Алиня, дым костров, перекатами отдающиеся в горах выстрелы. Нет, Приморье он ни на что не променяет… Женский голос вернул его к действительности:
– Не правда ли, очаровательный уголок, Михаил Иванович? Вы не жалеете, что поехали с нами?
Он огляделся. Маленькая площадка на выступе серой скалы, среди тонкоствольных низеньких сосенок, кроны которых образовали над ней пахнущий смолой игольчатый зонт. Кем-то, наверно очень давно, сделана небольшая низенькая скамеечка из серого полированного гранита. Скамеечка как раз на двоих, третьему места нет. Но его снова привлекла река, разбудившая такие яркие воспоминания, и он молча смотрел, как взлетала пена вокруг камня, гордо встречавшего ревущий мутный поток.
– Ну что же вы молчите? Садитесь рядом. Как хорошо, что мы наконец одни.
«Она очаровательна», – подумал штурман, встретив её ласковую вопросительную улыбку, сел рядом и взял её за руку:
– Нина Антоновна, неужели вы меня любите?
– Представьте, да… А вы?
Штурман молчал.
– Вот это мило! Интересная женщина объяснилась ему в любви, а он молчит. Скажите, что не любите, вот и ответ.
– Нет, это было бы неправдой.
– Значит, любите, – прошептала она, целуя Беловеского. Штурман взял её за плечи и посмотрел в её счастливые глаза: