Верность
Шрифт:
– Чего вы? На воду! – крикнул Шмидт. – Без нас доплывут! Полицию нужно скорее!
Когда шлюпка с разбега уткнулась в пирс, Шмидт, ежась от утреннего холода, шагая по банкам, выскочил на берег и побежал на пост портовой полиции. Дежурный полицейский офицер с интересом смотрел на происходящее, на двух человек, саженками плывших к берегу.
Наконец, сделав последнее усилие, из воды вылезли машинист Сидоренко и кочегар Литвиненко. В одних трусах, отжимая тельняшки, они подошли к Шмидту.
– Что же это такое, Август
– Неужели не найдем на них управы, Август Оттович? – добавил Сидоренко.
– Сейчас пойдем к китайскому комиссару и заявим протест, – отвечал Шмидт.
Прервав ревом мотора их разговор, к пирсу подлетел катер с «Магнита». На корме его большой андреевский флаг. На берег вышли капитан «Ставрополя» Гринберг и Ипподимопопуло в белом кителе с золотыми погонами. Их сейчас же окружила портовая полиция.
– Бусин! Бусин! Гуйлай![43] – кричали им, жестами требуя возвращения на катер. Подошел начальник полиции и разрешил Гринбергу вместе со Шмидтом идти к комиссару. А вызванный на пирс харбор мастер[44] вместе с Ипподимопопуло на катере отвалил на «Магнит».
Дрейер вышел к трапу встречать. На палубе «Магнита» была построена в шеренгу команда «Ставрополя». Кругом стояли матросы с примкнутыми штыками. Мичман Буланин, долговязый юноша с непропорционально маленькой головой, накрытой такой же миниатюрной офицерской фуражкой, делал перекличку ставропольцев. Стоявший с ним рядом старший помощник парохода что-то шептал мичману после каждой фамилии.
Поднявшись на палубу, харбор мастер сказал по-английски Дрейеру:
– Я здешний капитан порта. Вам следует, командир, немедленно отправиться к китайскому комиссару. Без его разрешения русский пароход не может покинуть порт.
Дрейер с досадой махнул рукой и ответил тоже по-английски:
– Отлично, сэр. Я буду готов через минуту. – Затем, повернувшись к старшему офицеру, приказал: – Постарайтесь расклепать якорь-цепи, чтобы немедленно после моего возвращения можно было увести пароход на буксире. Прохлопали вы эту шлюпку, Михаил Ипполитович. Так долго возились с катером! Задержали бы её, не было бы этих переговоров.
Ипподимопопуло сконфуженно молчал, а Дрейер подумал: «Я тоже виноват. Нужно было катер заранее спустить, до входа в порт».
По приглашению молодого и суетливого секретаря Дрейер, харбор мастер, Гринберг и его ревизор Шмидт вошли в светлый просторный кабинет. На стенах большие портреты Юань Ши-Кая и Сун Ят-сена.
Комиссар принял вошедших стоя. Ответив кивком головы на их поклоны, он обратился
– Для чего, командир, вы явились в Чифу с оружием, без приглашения и разрешения?
Дрейер рассматривал китайского комиссара. Чисто выбрит, волосы коротко подстрижены, одет в элегантный летний костюм. Смуглое решительное лицо, отлично говорит по-английски. И вопрос задал без всяких китайских церемоний. Что ему ответить?..
А комиссар продолжал:
– Мне говорят, что вы подошли к русскому пароходу, арестовали его экипаж и вместе с его капитаном намерены увести пароход во Владивосток. Правда это?
Дрейер молчал. Сказать «да» – значит признать, что им грубо нарушены портовые правила; обидится да ещё рассердится этот странный китайский вельможа. И не позволит увести «Ставрополь».
На помощь пришел харбор мастер:
– На пароходе бунт, сэр. Русский командир его усмиряет, заставляет экипаж повиноваться законному капитану. По-моему, не нужно вмешиваться, сэр. Это их русское дело. Пусть уводят из гавани надоевший нам пароход.
Комиссар побледнел от гнева, его черные глаза сверкнули. Вот он, англичанин, на китайской «службе».
– Вы должны знать, мистер Келли, что такое суверенитет страны, которая вам платит. Об этом мы ещё с вами поговорим, а сейчас пусть отвечает русский командир.
Дрейер наконец нашел приемлемую форму ответа:
– Меня послали, сэр, восстановить на пароходе порядок и помочь капитану выйти в море.
– Кто именно послал?
– Адмирал Старк, командующий русским флотом.
– Он во Владивостоке?
– Да, сэр.
– Там кроме вашего адмирала есть японские генералы. Очевидно, это они научили вас действовать по-японски.
– Я не понимаю вас, сэр.
– Восемнадцать лет назад там, где стоит пароход, стоял русский миноносец. Командир его попросил у нас убежища, и мы его приняли. Но через несколько дней, ночью, явились японские корабли и, угрожая оружием, увели миноносец на буксире. Экипаж его спасался от плена вплавь. Пресса, кроме английской, – обратите внимание, мистер Келли, – тогда возмущалась поведением японцев, не считавших Китай суверенным государством…[45] Так вот, я хотел бы знать, что думает русский командир о своем сегодняшнем поступке?
Дрейер смутился: эта историческая аналогия ставила его в затруднительное положение. Действительно, он действовал по-японски! Покраснев и поклонившись, он отвечал неуверенным тоном:
– Я прошу извинения, сэр, но…
Его перебил улыбающийся комиссар:
– Отлично, командир. Это первый шаг…
Но дверь неожиданно распахнулась, и, растолкав стоявших в кабинете, вбежал запыхавшийся начальник полиции. Сначала вполголоса, а затем всё громче, возбуждаясь и жестикулируя, он что-то докладывал. Комиссар слушал с каменным лицом, затем остановил полицейского, подняв руку: