Верность
Шрифт:
Ответ следовало искать не здесь, за крепостными стенами, в тылу, а в ходе боевых действий на фронте.
Стремление найти истину, убедиться в своей правоте— один из факторов, побудивших Карбышева отправиться на фронт. Другой фактор — беспредельная любовь к отчизне. Он еще не понимал, что эта война чужда народу и нужна только правящей верхушке, помещикам и капиталистам.
Так было до появления в его жизни комиссара. Он открыл глаза подполковнику Карбышеву на сущность империалистической бойни, разъяснил ленинскую позицию, обратил царского офицера в свою большевистскую веру, привлек на сторону народа.
Большевистское слово
Шагал
К славе и к смерти готовый.
И было страшнее оружья врагам
Его большевистское слово. Павел Железнов
В ноябре 1914 года Карбышев уехал на Юго-Западный фронт на Карпаты. Некоторое время он находился в непосредственном распоряжении своего учителя генерала Величко, начальника инженерного управления 11-й армии. Карбышев участвовал в подготовке нового штурма крепости Перемышль. Неожиданно 16 марта 1915 года австрийская дивизия генерала Тамаши, совершив дерзкую вылазку, попыталась уничтожить сооружения восточной осадной линии. На этом участке находился лишь один пехотный полк русской армии и ополченческая дружина. Австрийцы располагали бблыпими силами. Их поддерживала крепостная артиллерия. Внезапность атаки, выгодный рубеж, удобный для нападения рельеф местности (крепость на горе, наши войска — в открытой долине) — все складывалось в их пользу.
Австрийцам удалось подавить огонь, принудить наших пехотинцев к отступлению.
Карбышев в это время находился поодаль от передовой, во второй линии окопов, следил за осадными работами. До его слуха дошла приближавшаяся пальба. Выглянув из окопа, он увидел бежавших в тыл русских солдат.
Решение возникло мгновенно. Поднял своих саперов, бросился с ними на противника. Легкий, стремительный — в одной руке выхваченная из ножен и поднятая вверх шашка, в другой древко знамени, — Дмитрий Михайлович увлек за собой роту. К ней присоединились отступавшие солдаты.
Бой длился долго. Карбышев был ранен в левую ногу. Его доставили в госпиталь. Уже после операции он узнал, что австрийцы, понеся огромные потери, отступили и укрылись в крепости. Вскоре крепость пала.
За храбрость и отвагу Дмитрий Михайлович был награжден орденом Святой Анны второй степени с мечами. Инженер-капитан произведен в подполковники.
Саперы в контратаке? Ничего удивительного. Карбышева тянуло в пехоту, в сражения. Сказывалась его боевая натура. Кроме того, ему не терпелось проверить свои соображения по «осапериванию» пехоты. Лишний раз хотелось убедиться во вредности «фортификационной лапши» — так он называл традиционное расположение окопов длинной шеренгой без учета рельефа местности, тактики предстоящего боя и операции.
После госпиталя он снова в боях. Потом руководит строительством тыловых оборонительных рубежей под Киевом.
Как-то раз в летний знойный день, возвращаясь пешком с работы, Дмитрий Михайлович встретил в селе Шендеровка красивую девушку, которая приехала к своему брату — прапорщику Владимиру Опацкому. В разговоре с Карбышевым она призналась: сбежала из дому, чтобы стать сестрой милосердия. Она стала сестрой милосердия (награждена за спасение раненых боевой медалью) и женой Карбышева. Это была Лидия Васильевна, верная спутница Дмитрия Михайловича на долгие годы, военные и мирные.
В годы первой мировой войны в строительстве оборонительных рубежей под руководством
«…Точную географию места назвать уже не могу» забылось, но вижу мысленно реку Прут — голубую и стремительную… Держались слухи, что тут, на фланге русско-германского фронта, готовится наступление, которое должно решить победой затянувшуюся и осточертевшую всем войну. А раз наступление, то по законам военной грамоты войска должны иметь за спиной инженерно оборудованные тыловые рубежи. Один из них мы и создавали.
Ожидалось, что штурмующие войска возглавит генерал А. А. Брусилов, за которым утвердилась слава талантливого полководца. В войсках ему верили, его любили.
…Первая встреча с новым инженером была для нас полна неожиданностей. Остановилась около нашего домика извозчичья пролетка с солдатом на облучке. Приезжий не вызвал интереса. Никто из нас, офицеров, в первую минуту его и не рассмотрел. Решили — опять какой-то интендант ревизовать наличие материалов. Только глядим — на пороге смахивает пыль с сапог подполковник: погоны у него с саперными черными просветами, а повыше звезд перекрещенные топорики… Военный инженер!
Застигнутые врасплох, мы несколько мгновений молча из разных углов нашей общей рабочей комнаты пялились на вошедшего. Потом кто-то, спохватившись, гаркнул: «Смирно!» — и кинулся встречать подполковника рапортом.
А тот остановил рапортовавшего на полуслове и поспешил протянуть ему руку. «Карбышев», — назвался подполковник.
— Карбышев… Карбышев… — говорил он каждому из нас, внимательно глядя в глаза, когда мы по очереди стали подходить к нему, чтобы представиться. Обычно начальствующее лицо, принимая подчиненных, не называет себя, до этого не снисходит. Называть себя обязан представляющийся… Подполковник Карбышев, то ли невзначай, то ли намеренно пренебрег ритуалом. Это нам, вчерашним курсантам, не могло не понравиться…
Познакомились — и Карбышев, не входя в разговоры, шагнул к нашему рабочему столу, попросил убрать чертежные доски и развернул на столе карту. Пригласил нас всмотреться в обозначения на карте, и каждый узнал свой строительный участок. Мы невольно переглянулись: «Когда же это он успел объездить многоверстную линию укреплений?» Никто из нас и не видел его на месте работ. Однако еще больше нас озадачили расставленные на карте вопросительные знаки; к таблице военно-топографических символов они отнюдь не принадлежали.
«Что же это такое? Новый инженер бракует нашу работу?» — У офицеров вытянулись лица: столь многообещающе начатое знакомство, казалось, начинает омрачаться.
А Карбышев как ни в чем не бывало:
— Садитесь, господа, садитесь!
Расселись вокруг стола в степенном молчании, как на похоронах. Как-то не очень хотелось слушать, что будет здесь сказано, и я занялся разглядыванием подполковника… Карбышев был в поношенном армейском кителе и, быть может, поэтому без академического знака, который имел вид внушительный и даже несколько парадный… А вот белый наш эмалевый крестик на груди! Этот крестик присваивался воспитанникам Николаевского инженерного училища при производстве в офицеры. Состоял он как бы из четырех треугольников, соединенных вершинами, в центре знака — ювелирное, накладного золота изображение крепостцы с бастионами по углам.