Вернуть престол
Шрифт:
Оказалось, что войско по количеству почти сопоставимо с тем, что привел Шереметев. Только с пушками было не понять, так как у Шереметева артиллерия застряла на пару дней переходов, с собой оставалось только с десяток легких пушчонок. В то же время у беглого царя есть крепостная артиллерия. Но у Петра Никитича и конных больше и стрельцов. Войско более-менее сбалансированное и нет разношерстной публики, которая наличествует к беглого царя. Тем более, что от Димитрия Иоанновича еще день назад ушли некоторые из казаков и разного
— Воевода! Из Тулы войско выходит и строится, — сообщил Шереметеву второй воевода Иван Татев.
— А что мыслишь, Татев, пойти нам на поклон Димитрию Иоанновичу, али ударить его? — спросил напрямую у своего подчиненного Шереметев.
Петр Никитич знал предпочтения в своем войске, большинство говорило о том, что нужно прознать, царь ли это. Если же подтвердится, то кланяться государю всем войском. Ну нет… так биться нещадно. Проблема заключалась в том, что вживую царя видели немногие, но кто все же удосужился лицезреть правителя, то все из них те, кого Шереметев считал своей командой ближних людей. И они поступят так, как и Петр Никитич.
— Так убили же его ляхи поганые! Али нет? — высказал официальную версию Иван Васильевич Татев, между тем оставляя себе место для маневра.
Татев был хитрованом не меньшим, может и больше, чем Шереметев. Понимал боярин, что сообщать о своем отношении к ситуации однозначно нельзя, слишком много бытует разных мнений. А посему можно отвечать вопросами и вынуждать командование самолично принимать решения, а не перекладывать ответственность на подчиненных.
— Может и убили, — задумчиво сказал Шереметев, вглядываясь в даль.
Петр Никитич ожидал, что Димитрий Иоаннович первым соизволит идти на переговоры. Уже этот шаг беглого царя скажет многое о том, в какой ситуации Димитрий Иоаннович и согласится ли царь на то, чтобы его воля дополнялась приказами канцлера Шереметева. Ну и земельки поболее и крестьян чтоб давал по первой просьбе.
Петр Никитич в своих мечтах уходил все дальше от реальности. Но он был таким человеком, любил на досуге помечтать. Однако, на переговорах Шереметев не станет сильно наседать на государя, он же царь как-никак, может и посчитать уроном чести и не пойти на соглашение. Потому воевода уже очертил себе грани, за которые не станет заступать. Канцлера достаточно.
— Петр Никитич, глянь, — Татев показал рукой на ворота Тульского кремля. — Скачет кто-то, видать говорить станут.
— А то как же! — удовлетворенно сказал Шереметев, поглаживая бороду и одобрительно ухмыляясь.
Через пару минут было уже видно, что к государеву воеводе действительно приближаются три конных. Не оставалось сомнений, что это переговорщики. И Шереметев для себя уже определил, что откажется говорить, если среди парламентеров не будет государя. Но темно-рыжих волос не было видно, все воины были в шеломах, а бородавки с такого расстояния рассмотреть
Услышав команды на выдвижение моих войск и звон колоколов, призывающих всех, кто находился в Туле , готовится к битве, я в сопровождении Осипки, Емельяна, поспешил к тем войскам, что прибыли, скорее всего, по мою душу.
Навстречу мне выдвинулись два всадника, богато снаряженных. Я не сомневался, что это были те воеводы, что привели стрельцов и конных под Тулу.
Заволновалось и войско недругов, так же изготавливаясь к сражению. Вот чего не нужно, так это сейчас биться и терять людей, когда главные испытания впереди.
— Кто такие? — жестко спросил я у двух парламентеров.
— Воевода Шереметев Петр Никитич, — представился один из переговорщиков.
— Отчего не склоняешь головы пред своим государем? — еще более жестко спросил я.
— Так, государь, наряд учинить нужно сперва, — чуть растерянно сказал тот, кто представился, как Шереметев.
— И ты, боярин, со мной рядиться решил? Аль слово государево для тебя значимо? — обратился я ко второму переговорщику, который пока так и не проявил себя.
— Государь, я человек подчиненный, головному воеводе следовать должен, — попытался выкрутиться пока так и не представленный мне боярин.
— Все вы должны мне по чину голову склонить, коли крестоцеловальную клятву не нарушаете. А коли решили нарушить обет свой, так тати вы и есть! — сказал я, посмотрев на Шереметева. — Говори, чего хочешь!
— Кабы стать рядом с тобой, государь, по правую руку и быть тебе опорой во всем, яко же канцлер в Литве опорою служит для короля Речи Посполитой, — горделиво назвал условия своей лояльности Шереметев.
— Побудь здесь! — повелел я Шереметеву, после обратился к его коллеге. — Ты иди со мной!
Не ожидая, пока второй переговорщик что-либо решит, я направил своего коня к строящимся шереметевским стрельцам. Не то, чтобы мне было неважно, поедет ли со мной второй воевода, но как раз его присутствие было бы уместным. Тем более, что он находился в замешательстве и не должен решиться на активные действия, по своей натуре, как я понял, предпочитая быть ведомым более, чем ведущим.
— Кто таков? — спросил я, как только лошадь второго воеводы поравнялась со мной.
— Ванька Татев, государь! Ты ведать меня должон, — отвечал Татев.
— А я изнова знакомлюсь со всеми, ибо те, кого я знал, крест целовали мне на верность, а нынче предают, словно тати безбожные. Так и ты, Татев Ивашка, привел войско, кабы меня убить, государя, что венчали на царство в Успенском соборе в Кремле, — я чуть приостановился и посмотрел на Татева. — Убей Шереметева и ты будешь приближен ко мне! У меня в полоне сродственник твой — Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Я и его разбил и Куракина разбил. Разобью и ваше войско.