Вернуть Веру

Резник Юлия

– Любовничек помог все организовать? – мои губы сами собой сложились в саркастическую ухмылку. Нет, я понимал, что не имею морального права вести себя так. Просто оказался совсем не готов встретиться лицом к лицу с правдой. А ведь, казалось бы, ну что здесь удивительного? Это я с какого-то перепуга прозрел. А для неё ни черта не поменялось. А у неё своя жизнь... В которой мне, если бы не работа и весь этот дурдом с подкидышем, вообще бы не было места. И то, что между нами произошло… Оно ведь для нее ничего не поменяло. Лишь усложнило все. Наверняка…

Чем я вообще думал?! Придурок…

– А если и так?! Тебя это не касается!

– Черта с два! – я сжал ее руку чуть ниже локтя, впился в лицо злым взглядом.

– Доброе утро, - раздался тихий голос в стороне, - мы… мы… пришли. Вот…

Вероника Заяц топталась в двух шагах от нас в сопровождении молодого парня и еще одного мужика в форме.

– Вот и хорошо! – высвободившись из моего захвата, Вера подлетела к девчонке. – Дашка уже, наверное, заждалась маму. А вы, должно быть, Виктор Федорович?

Мужчина в форме кивнул.

– А это Алексей. Мой… друг. Он мне помогал с Дашей, - прошептала Вероника, облизав сухие тонкие губы. Было видно, что она страшно волнуется. Её немного потряхивало, когда мы двинулись вверх по дорожке, а еще она то и дело бросала короткие недоверчивые взгляды то на меня, то на Веру, то на полицейского… Будто ждала от нас какого-нибудь подвоха. А когда мы поднялись в отделение и увидели Дашку… Вероника вцепилась в нее клещами, упала на стул, потому что ноги не держали, и тихонько завыла.

Я не вытерпел первым. Вышел, к чертям. В груди болело, будто меня ногами били. Я похлопал по карманам, забыв, что давно уже не курю. Просто… руки по привычке потянулись за сигаретой. Следом за мной из палаты выскользнул мужик в форме, которому любовник Веры поручил все здесь разрулить, и она сама… Растроганно шмыгая носом.

Идеалистка ведь до мозга костей… Я только сейчас понял, чем же она так сильно меня раздражала! Вот этой своей чистотой… которой я, извозившийся в грязи по самые уши, завидовал. Своим умением жить в кайф, выискивая счастье даже в самых незначительных мелочах. Своей верой в людей и во что-то хорошее. Она мне казалась какой-то блаженной. Такой, знаете, дурочкой…

И как же удивительно было вдруг осознать, что дураком был я сам… Озлобленным на весь мир, ограниченным, загнанным в клетку обстоятельств узколобым придурком.

Я ушел. Потому что эта сцена в палате запустила какую-то идиотскую цепную реакцию в моей голове, высвобождая загнанные в подсознание ожидания и страхи, нереализовавшиеся надежды и глупые детские мечты. Да-да, я, как любой брошенный ребенок, тоже мечтал… Сколько раз я прокручивал в голове, как в один прекрасный день меня вызовут в кабинет заведующей, я спущусь вниз, толкну тяжелую, выкрашенную белой краской дверь, понимая, что за ней меня ждут родители и новая счастливая жизнь. Но… не случилось. Приходили за кем-то, но не за мной… И разочарование от этого было таким болезненным, что в какой-то момент я просто запретил себе верить. И, быть может, любить. Ограждаясь

от боли. И новых разочарований. Дав себе обещание впредь рассчитывать лишь на себя. Единственного, кто не предаст и не бросит.

В тот день мне с трудом удалось сосредоточиться на работе. Благо опыт такой, что некоторые вещи уже можно было делать на автопилоте. Я выискивал в перерывах между съемками Веру, но почему-то так и не решился к ней подойти и расспросить, чем все закончилось там… в больнице. О том, что ребята собирают деньги на ремонт в древней панельке, выделенной Веронике после выхода из детдома, я узнал от редакторов.

– На ремонт? – удивился я.

– Угу.

– Это сейчас прям действительно важно?

– Угу, - повторила Таня, не отрываясь от текста, - с них же теперь социальные службы глаз не спустят. В общем, Вера бросила клич… ну, мы и подключились. Сколько там на ремонт надо? Главное ведь, чтобы все чистенько было…

– Понятно. И что… собрали достаточно?

– Да порядком. В субботу ребята решили начать. Хочешь – подключайся.

– Своими руками будут делать?

– А че? Вспомним молодость. А то забыли уже, как обои клеить со своими евроремонтами.

Я пожал плечами. Отстегнул, сколько было, в фонд помощи… и с головой погрузился в работу.

Утром в четверг я зачем-то купил цветы. Прошмыгнул мимо уборщицы к кабинету редакторов и, не найдя никакой посуды, поставил лилии в чайник, в котором, на счастье, с вчера осталась вода.

– О, шеф, привет! А ты что… - начала было Кира, входя, и осеклась, когда я отскочил от проклятой тумбочки. Обвела взглядом образовавшуюся икебану, вздернула брови и, с пониманием хмыкнув, отвернулась, чтобы повесить в шкаф легкий плащ.

Господи, каким придурком я себя чувствовал! Не передать… Я даже не знал, зачем это делаю. Ну, не от любви же? Я вообще ничего не знал о любви… А тут, ну, с чего ей вдруг взяться?

Кстати, Вера за те цветы меня даже не поблагодарила. Она вообще свела наше общение к минимуму. Не зная, как переломить ситуацию, я все сильней загонялся на этот счет… Будто вновь вернувшись в сиротливое детство. Где я опять у окна. И снова кого-то жду…

А еще меня волновало ее здоровье. То, что Вера пыталась списать на сорванный голос, как по мне, больше походило на запущенную простуду. У нее потек нос, а утром в пятницу, я готов был поклясться, она явилась на летучку с температурой.

– Ну, что… Задача ясна. Кхе-кхе… Тогда все за работу?

– Все за работу, а ты – на больничный, - скомандовал я. Народ, который потихоньку потянулся к выходу из совещательной, замер, с интересом наблюдая за нами. Вера облизала губы. Нервным движением сунула блокнот в сумочку… По какой-то неведомой мне причине заметки она делала на бумаге, хотя наверняка в ее навороченном телефоне делать это было гораздо удобнее.

– Я в полном порядке. Кхе-кхе… К тому же впереди выходные. А мне еще нужно костюм Бэтмена где-то найти.