Вернуть жену. Я тебя не отпускал

Горская Саяна

Мы с Кирой идём домой. Она весело щебечет мне о том, как развлекалась в садике: что в сон-час не спала, а баловалась с Яной и Сёмой, а на обед давали невкусный рыбный омлет.

– Рыбный омлет? Ты его съела?

– Не-ет! Я не люблю выбу.

– Какие извращенцы вообще кормят детей рыбным омлетом? – спрашиваю я больше у себя, чем у Киры.

– Это повав.

– Повар? Ух мы этого повара!

Чем ближе мы подходим к дому, тем грустней становится Кирюха. У меня сжимается от тоски сердце.

Дети очень тонко чувствуют. Считывают откуда-то

из глубины. И я знаю, Кира пытается понравиться Олегу – рисует иногда его портреты в садике, неумелые и кривенькие, но с душой.

Олег их принимает без энтузиазма.

Кира расстраивается.

Я злюсь.

Вот такая у нас семья, да.

Прежде чем зайти во двор, я осматриваюсь. Машины Дамира нет, но я всё равно подхватываю Кирюху на руки и бегом несусь к подъезду. И только когда тяжелая металлическая дверь с громким лязгом закрывается за моей спиной, облегченно выдыхаю.

Глава 6

Ася.

Открываю дверь квартиры.

Темно, душно, затхло, и воздух прокуренный.

Чёрт возьми, убила бы!

– Олег! Ты опять куришь дома? – Разгоняю я рукой закрученный в спирали светлый дым. – Почему нельзя на балкон выйти?

Прохожу в зал.

Олег валяется на диване перед телевизором. На табуретке рядом, в пепельнице, тлеет и дымит непотушенная сигарета. На полу пустые алюминиевые банки из-под пива и я тут же вспоминаю, что в своей запаре совсем забыла про магазин.

Ладно, оно к лучшему. Олег, судя по всему, уже успел влить в себя с утра литра два. Думаю, для пятницы этого достаточно.

– Привет, – бросает он мне, не отрывая взгляда от новостей. – Не, ты видала, что творится? Лесные пожары, столько гектар леса горит, а они ниче не делают! Нахрена нам эти пожарные вообще?! Работу бы свою научились работать! Че за бездари! А бабло они получают с наших налогов!

Это любимое занятие Олега – смотреть телевизор и возмущаться, что все живут не так, как нужно. Он один знает, как правильно тушить пожары, ловить преступников, лечить людей и принимать законы.

Я с этим его хобби смирилась, хотя лучше бы он занялся чем-то полезным.

– Ась, купила?

– Прости, забыла, – открываю в зале окно, чтобы проветрить.

– Ты чё, я замерзну!

– Дышать нечем дома.

Цокает и натягивает на себя плед.

– А чё не купила-то?

– Я просто вся в своих мыслях. Вылетело из головы.

– Аа. Ну конечно, вечно у тебя из головы вылетает, когда я что-то прошу.

Кирюха в зал не входит – выглядывает из-за дверного косяка на нас, как мышонок.

– Кушать хочешь? – спрашиваю её.

– Да, сваргань что-нибудь, плиз, – отвечает мне Олег.

– Там же суп был, я вечером варила.

– Так я его съел уже.

– Мог бы и приготовить что-нибудь, – ворчу я себе под нос. – Весь день дома сидишь.

– В смысле? Я мужик, Ась, алло. Готовить – женская функция. Вы в моей квартире живёте, так что давай, дорогая, обязанности честно распределять.

Не хочу начинать перепалку с порога. Молчу

вообще про честное распределение обязанностей, потому что Олег уже полгода нигде не работает и денег не приносит. Его, кажется, такой расклад устраивает. За коммуналку плачу я, еду и бытовуху тоже на свою учительскую зарплату покупаю. Он в обмен на это предоставляет нам с Кирой коробку, которую гордо зовет квартирой.

До пяти часов я в школе, потом сломя голову несусь за Кирой в сад, а дома начинается очередная круговерть.

Я будто белка, но не в колесе, а в барабане стиральной машины, работающей на режиме отжима в тысячу оборотов. А стиральная машина, к тому же, горит. И катится с горы в пропасть.

Оставляю Олега наедине с телевизором и ухожу на кухню, Кирюху усаживаю за стол, даю фломастеры и альбом.

– Мам, поисуем?

– Порисуем, только мне нужно приготовить ужин.

– А потом поисуем?

– Конечно. Начинай без меня, а я пока картошку почищу.

Кирюша увлечённо черкает что-то в альбоме, я занимаюсь едой и не могу перестать думать о том, почему вообще здесь нахожусь. Как докатилась до жизни такой…

Олег не был таким, когда мы встретились. Его речи были полны амбиций, планов на будущее. Я не хотела отношений, думала, что и сама справляюсь, но мне было страшно и непривычно после тёплого и безопасного крыла Дамира.

Казалось, что если мужчина есть рядом, значит, должно быть легче, поэтому я очень быстро с Олегом съехалась, хоть и любви к нему не испытывала. Он был мне симпатичен просто, встретил меня из роддома и первое время даже пытался наладить с маленькой Кирой контакт, но чем больше времени проходило, тем шире и глубже становилась пропасть между ними.

Сейчас такая же пропасть и между мной с Олегом. Мы словно с разных планет, и, как я ни стараюсь, у меня не получается вытащить из него того человека, с которым я была когда-то знакома.

А может, и не было его никогда, и всё это была маска, игра или моё воображение, которое выдало желаемое за действительное, потому что было очень-очень страшно вот так с новорождённым ребёнком остаться совершенно одной.

Давно нужно было уйти. Для чего мне эти отношения? Мне в них некомфортно, одиноко, тоскливо. Когда Олег рядом – мне пусто, когда его нет – тревожно, потому что я уже не чувствую в себе стержня. Не уверена, что смогу одна выжить.

Но разговаривать нам с ним сейчас не о чем. Совместного хобби нет – слишком полярны наши интересы. Вместе мы никуда не ходим и даже фильмы предпочитаем разные. Секс редкий и посредственный.

Так зачем оно?

Но всё же что-то болезненное и гнетущее внутри не даёт мне уйти. Ведь мужчина рядом – это хорошо, да? Даже если этот мужчина такой… Никакой.

– Мам, я нависовава, – зовёт меня Кирюша.

– Нарисовала? Ну-ка, дай гляну!

Склоняюсь над альбомом, где чёрным карандашом буквально четырьмя загогулинами изображена кривая, но внушительная мужская фигура. А на круглом, как блин, лице чернеют два глаза и прямая, суровая линия губ.