Вернуться к тебе
Шрифт:
Ну ладно, ладно. Мой опыт в контактах с противоположным полом блекнет в сравнении с Перл и Цимом. Но я уже говорил, за прошедший год я заметно возмужал. Теперь все должно пойти лучше.
– Какую стратегию ты предлагаешь? – спрашиваю я.
– Ну, ты мог бы какую-нибудь бедняжку напоить вдребезги, – говорит Перл. – Но это банально. И спорно с точки зрения морали. – Она опускает стекло в окошке и закуривает сигарету, грубо нарушая правила, установленные Цимом. – Надо что-то придумать.
Дома у Чеда Поста Перл сначала флиртует
Цим где-то исчезает с Мэдди Грин, такое с ним случается на четырех из пяти вечеринок, но при этом он клянется, что она – не его подружка.
Я брожу по дому, слыша обрывки разговоров. Разыскиваю Ребекку Уолш, хотя она никуда не ходит без Дилана Фредрикса. Чед Пост хватает меня за плечо:
– Чел, я слышал про твоего братана.
– Спасибо. – Я морщусь.
С какой стати мне потребовалось отвечать «спасибо»?
– Ты небось жутко рад, что он дома?
Угу. Вот только он из своей комнаты три дня нос не высовывает, а если говорит – то три слова, не больше.
– Ну да.
– И как он?
А я что, сказал, что он не выходит из своей комнаты и не произносит фраз длиннее трех слов?
– Отлично.
– Круто! Пивка хочешь?
– Само собой.
Чед шагает к бочонку.
Мне неловко. Я его назвал «хреном», но, может быть, он не такой уж плохой. Чед возвращается с голубым пластиковым стаканчиком, останавливается рядом со мной и обводит взглядом гостиную.
– Боаз такой крутой. – Чед наклоняется ко мне. От него пахнет чем-то вроде «доритос». – Как думаешь, он там кого-нибудь кокнул насмерть?
– Правда, я не знаю, Чед.
– Слышь, я думаю, то, что он сделал, это круто. Не, я не то чтобы взял и так же сам поступил… мне просто неохота… ну это… просыпаться затемно, есть всякое дерьмо, спать в палатке и подрываться на минах, но парням, которые все это делают, респект и уважуха.
– Так и передам.
– Ну, круто! Скажи брату спасибо за то, что он уберег нашу страну от террористов и всякого такого.
– Заметано, скажу.
Чед уходит. Я ищу глазами, где бы сесть. Хочется разыскать такое местечко, где меня никто бы не доставал, нет, если, конечно, это не будет Ребекка Уолш или Софи Олсен.
Я устраиваюсь в любовном кресле, оставив вторую половинку свободной.
Беру просроченный номер журнала «Time» и стараюсь сделать вид, что с интересом его листаю. На обложке – солдат. Шлем. Пустынный камуфляж. Усталое, покрытое пылью лицо. Темный загар.
В кресло рядом со мной втискивается Перл:
– Ну вообще. Он читает! Это непременно привлечет к тебе полчища девиц. – Она берет у меня стаканчик и делает здоровенный глоток теплого пива. – А Ричард где?
– А ты как думаешь?
– С Мэдди Грин? Как это предсказуемо!
– Слушай, вот если бы я не знал тебя получше, я
– Ой, я тебя умоляю! А ты? Как продвигается проект «Улиточка»?
Я машу рукой, чтобы Перл освободила место рядом со мной.
– Ты должен разработать стратегию, – упрямо произносит Перл.
– Неужели ты никогда не устаешь от этого? – ворчу я. – Сколько можно надоедать людям? Это же какая уйма работы!
– Мне такая возможность не каждый день выпадает, чтоб ты знал. Мама Голдблатт лишила меня дарованного Богом права на флирт, отправив меня в общину.
Мама Голдблатт удочерила Перл, когда той было одиннадцать месяцев от роду, и с того самого дня, когда она сошла с трапа самолета в роли матери-одиночки с младенцем на руках, мама Голдблатт проявляла чудеса суперопеки. Вот как иначе объяснить ее решение отправить девочку – полукитаянку-полуеврейку в девичью католическую школу? Сама она утверждает, что верит в систему раздельного обучения, но я вот что думаю: знай мама Голдблатт, что Перл пойдет своим путем и в шестнадцать лет лишится девственности, наверное, она избавилась бы от иллюзий и отправила дочку в самую обычную школу.
– А ты матери сказала, куда идешь?
– Сказала, что иду потусоваться с тобой. – Перл обвивает рукой мою шею. – Мама Голдблатт никогда не волнуется, если я с тобой. Ты безопасен.
– Блеск. Безопасен.
– А что? Ты предпочел бы быть опасным?
Я кладу журнал на столик. В точности на то место, где взял его.
И забираюсь в глубь здоровенного кресла:
– Сам не знаю, каким я хочу быть.
Глава третья
Я уже начинаю гадать – а спит ли брат вообще?
У него всю дорогу включено радио. Станция настроена плоховато, поэтому постоянно слышен «белый шум». На фоне этого противного звука я слышу щелканье компьютерной клавиатуры.
Несколько раз посреди ночи, когда я вставал, чтобы сходить в туалет, я слышал, как брат кричит – вернее, негромко вскрикивает. Хриплым шепотом. А это пострашнее, чем если бы он орал в голос.
Слов я не разбираю, но они есть. Слово, еще слово и еще… В бездне призрачных часов, когда весь остальной мир спит, Боаз блуждает в каких-то краях, где не помнит, что больше не разговаривает.
Если я стучу в его дверь, он никогда не открывает ее. Спрашивает:
– Что тебе нужно?
Что мне нужно? Нормально, вообще.
– Ты в порядке?
– Да, все класс.
Три слова.
– Ладно, – говорю я. – Я так, просто узнать.
Кристина Кроули заходит, чтобы повидаться с Боазом. Она сидит за кухонным столом напротив мамы, обхватив пальцами стакан холодного чая. Она стала еще красивее.
Я только что вернулся с пробежки. Решил, что для прочистки мозгов это лучше, чем курение. Выяснилось, что я не такой уж хиляк.