Вернуться в осень. Дилогия

Стретович Павел

Но елки-палки, зеленые моталки — все равно! Сколько же за это время произошло событий. Разных событий — и чудесных, и не очень, но одинаковых в одном — это все очень неординарные события. Все его знакомства, все люди, с которыми ему довелось столкнуться, причем со многими — даже очень близко, — это неординарные люди… Почему он, кто он такой? На Земле — миллиарды людей, умных людей, интеллектуальных людей, способных решать трудные задачи и умные загадки, сколько историков, сколько археологов, даже теологов или, может, это даже и лучше, сказочников и поэтов…

«Лена, где ты, моя Лена? Почему я так давно не слышу тебя, не чувствую — в своих мыслях,

в своей душе? Мне так не хватает твоей доброты, твоего ласкового сердца, твоей… когда ты все-все-все прощаешь — сразу, без раздумий и размышлений. Мне не хватает общения с тобой, Лена, не хватает ощущения тебя — рядом… Ты рядом, Лена? Ты ведь говорила, что всегда будешь рядом…»

Сергей вздохнул. «Ленка ты моя, Ленка… Сашутик и Машутик. Я не забыл про вас, я не могу забыть про вас, просто не могу, даже если вдруг и захочу… Потому что частичка моего сердца навсегда ваша, какие бы со мной ни случались метаморфозы и изменения. Ваша. И как бы я хотел, чтобы и частичка ваших сердец тоже была моей. И чтобы они „тикали“ и бились — всегда недалеко друг от дружки, всегда рядом. Чтобы можно было закрыть глаза и сразу увидеть — такие родные и любимые лица, такие родные и любимые носики и озорные глазки…

Ленка. Эния. Две женщины в моей жизни. Какие вы разные — внешне. Разные по манерам, воспитанию и поведению… И елки же палки, зеленые моталки — насколько одинаковые внутри. И сколько совпадений, удивительных совпадений, которые заставляют задуматься — не повторяется ли моя жизнь заново, только в новом исполнении? Саше было четыре годика, когда я появился, и через шесть лет она… ушла. Раде — четыре, когда она пропала, и если вдруг даст Бог еще жива, то через шесть лет появится… Дай Бог. Останься жива, девочка моя, останься жива — только останься, и уж я постараюсь найти тебя. И подружиться, и заменить отца. И я знаю, я точно знаю — по аналогии всех случайностей, — ты окажешься точной копией Саши. Внутри. Девочка моя милая… Дочка моя родненькая. И может быть, когда-нибудь — конечно, если я не сильно наглею в своих мечтах — на свет появится и точная копия Маши. Конечно — тоже внутри. И веселыми синими глазами…»

И что-то отдалось в душе Сергея, в сердце — что-то теплое и очень хорошее, что заставило улыбнуться и трепетно вздохнуть: «Ленка… Ты здесь. Ты рядом. Ты всегда рядом… Значит, я все-таки что-то делаю правильно…»

Сердце согласно трепыхнуло: «Да, родненький, да, хороший мой, ты все делаешь правильно — не сворачивай с пути, Сережа. Прислушивайся к хорошему в себе, и отвергай плохое…»

«Ленка ты моя, Ленка. Хорошая ты моя. Я и не думал никогда, что можно любить двух человек — одинаково крепкой, удивительно мирной и очень хорошей любовью».

«Можно любить всех людей, Сережа. Одинаково крепкой. Удивительно мирной. И очень хорошей — любовью».

«Спасибо тебе, Лена. Именно этого мне так и не хватало. Уверенности. Что все это — правильно. Спасибо тебе, родная моя. За все — что сейчас, и за все — что будет. Ибо я верю — ты будешь рядом…»

Сергей улыбнулся, поднялся и, сделав несколько уверенных шагов, встал на круглое ограждение колодца в центре. Ему незачем было долго думать, незачем долго рассматривать черную тьму перехода внизу. Он опять улыбнулся и сделал шаг: «Ушвара».

В мирной и доброй Ушваре ничего не изменилось — все так же паслись стада домашних яков, добирая последнюю в этом году изрядно пожелтевшую траву. Все так же поднимались дымки многочисленных костров, наполненные запахами

дома и степи, разносились крики хозяек и ржание лошадей, веселый гомон молодых «джигитов-мальчишек» и сердитое одергивание старавшихся казаться взрослыми девочек, где-то блеяли дикие козы и стучали топоры, эхом отдавались хлесткие удары выделываемых шкур и выбиваемого казана — какофония дома, мира и спокойствия. Только стойбище сместилось к западу — там, где еще оставалась трава позеленее и не облетевшие побеги…

За исключением одного — Харона здесь уже не было. Как отчего-то и предполагал Сергей…

— Давно уже, давно, мой друг Серго, — вздохнул седобородый Ао Шум — старейшина и непререкаемый авторитет общины. — Почти сразу после твоего ухода.

— Кто он такой? Как давно у вас появился, почтенный Ао, и откуда? — задумчиво спросил Сергей, сощурив взгляд на языки пламени в домашнем очаге. — Поверьте, мне очень надо.

— Кто будет проделывать такой путь ради пустяка? — собрал мудрые морщины в углах глаз старец. — Я верю тебе. Только чем я могу помочь? Мне трудно сказать то, что нужно тебе. Он жил у нас последние двадцать лет. Был добр, как голубь, и мудр, как змея. Я не знаю — откуда. И не знаю — куда.

— Он часто ходил в Рох? — спросил Сергей. — И надолго?

— У нас — вольный народ. Мы не следим друг за другом, — сказал старец. — Он уходил куда-то. Бывало — часто, бывало — нет. Бывало, пропадал по полгода. Мы не спрашивали — где. Как и не спрашивали — когда. Нас не интересует Шеол. И мы не хотим спрашивать про туман.

— Ясно, — вздохнул Сергей. — И Харон никогда не говорил, когда хочет вернуться?

— Разве может это знать тот, кто идет в открытый зев смерти? — усмехнулся Ао Шум. — Мы никогда не спрашивали. Но всегда держали наготове горячий плов и сладкий чай.

— Понятно, — тихо пробормотал Сергей, — что ничего не понятно…

…Кочевники — народ крайне нелюбопытный. Может, именно поэтому у них и никогда ничего не меняется — нынешнее поколение живет примерно так же, как жили их прапрадеды лет эдак тысячу назад. А те, в свою очередь, — как жили их прапрадеды, и так далее — до тех самых дальних времен, когда человек впервые поймал и оседлал лошадь. И наверняка такими останутся до самого конца времен…

Да, Харон и в этом оказался, как всегда, молчаливо прав — если ты устал от суеты и слепой возни людей, хочешь тишины и спокойствия и неторопливого движения времен к лучшим временам, то лучшего места не найти во всем Шеоле. Здесь тебе всегда рады. Не потому, что ты лорд или дворянин, или у тебя большой дом и много слуг, или меряешь шагами Рох, или кладешь моргов десятками, просто потому, что ты человек. А значит — родня. Кум, сват и брат. Садись к костру, дорогой, и вытяни свои уставшие ноги, и выпей чайку — не откажи, мил человек, от души предлагаем. И не надо ничего говорить — кто, откуда и зачем… Разве от этого звезды станут ярче? Или сахар слаще? Или кони быстрей? А вот послушай лучше легенду про звезды. И ложись отдыхать…

«Эх, Харон, Харон… Как ты мне сейчас нужен! Но, может, именно поэтому тебя здесь и нет…»

Сергей остановился на границе тумана и оглянулся — расплывчатые, чуть видимые дымки костров виднелись где-то далеко на горизонте. Казалось — необозримая и бескрайняя степь, лишь изредка вспучиваемая грядами невысоких холмов да рощицами небольших кудлатых деревьев. На самом деле — пятачок. Маленький пятачок жизни — посреди дымящихся руин некогда красивой и зеленой земли… «Ого, кажется, я скоро стану поэтом».