Вернуться в сказку
Шрифт:
Мальчик переводит взгляд на тело Аннэт. На тело сестры, убитой им только что. Затем ребёнок смотрит на испуганную мать, на плачущую Мари. После всего этого Джордж снова смотрит отцу в глаза.
— Почему? Почему я не могу этого делать? — произносит мальчик с искренним удивлением.
Чугунная решётка — единственное препятствие на пути к дворцу — была опрокинута под натиском бушующей толпы. Разъярённой толпы, готовой на всё ради достижения своей цели… Стражники не могли успокоить этих людей. Да и как это было возможно? Восторженные возгласы, вопли отчаяния, призывы к активным действиям, стоны раненных, крики разгневанных, выстрелы — всё смешалось
Кто вёл эту толпу? Она будто бы шла сама. Сама, как надвигающаяся буря. И с каждой секундой буря становилась всё сильнее. Люди не видели вокруг себя ничего. Они просто бежали, поддаваясь животным инстинктам. Они призывали к революции. Они призывали убивать тех, кто не согласен с ними. Они просто бежали, сметая на своём пути всё.
— Власть народу! — крикнул кто-то особенно громко.
И толпа заревела, будто раненный зверь. Немногочисленная стража не могла противостоять всем этим людям. А люди рвались во дворец. Туда, где сейчас находились те, кому, по мнению толпы, не место в этом мире. Толпа прорывалась сквозь стражу, рвалась к дворцу. Казалось, людям, находившимся там, не нужно было уже бежать — толпа словно неслась сама. И это всё было очень похоже на стихийное бедствие.
И люди прорываются сквозь слабую живую ограду, сносят её. Те, кто оказался на пути у жаждущей крови толпы, затоптаны. Никто не видит их. Люди передвигаются по мёртвым телам других людей. До дворца осталось всего несколько метров. Королевская стража ещё пытается бороться, но стихия сильнее человека. Она не даёт человеку шанса на победу.
Силы неравны. И всё уже предрешено. Люди терпели слишком долго, и чаша их терпения наполнилась. Кровь стекает по её краям. И проливается кровь “неверных”.
Толпа врывается во дворец, снеся собой двери. Что ж тут говорить о таких вещах, как старинные вазы, скульптуры, украшающие парадную лестницу королевского дворца.
— Товарищи! Мы долго терпели! — кричит какой-то человек. — Но всему приходит конец! Мы не можем больше сносить издевательства над собой! И если нам не хотят идти на встречу, мы должны взять своё силой! Не спрашивая никого! Вперёд! Во имя свободы!
Толпа согласно гудит и бросается вверх по ступенькам дворца. Те, кто оказался на её пути, подвергаются немедленному уничтожению — их просто затаптывают. Люди не могут ждать. Они требуют расплаты за свои страдания. Кровавой расплаты. Только она может удовлетворять требования народа. Ничто больше…
***
Делюжан с балкона наблюдает за военным парадом. Зрелище красивое. Впрочем, вряд ли кто-то, кто знал об истинных целях этого мероприятия, согласился бы с первым министром. Война… Скоро будет война. И, несмотря на всю двадцатилетнюю подготовку к этому событию, Делюжан вовсе не уверен в победе. Он смотрит за парадом. Так же, как смотрит вождь на свои племена. И он чувствует себя вождём.
Сказочное королевство должно было пасть. Оно должно было подчиниться. И Делюжан должен был сделать для этого всё. Дождь. Он будто бы пытался отговорить министра от его затеи. Но остановить уже ничего нельзя. Война должна была начаться, и Делюжан прекрасно знал, что именно сейчас сказочное королевство слабее всего. Нельзя было упускать этот момент.
— И всё-таки я не понимаю, зачем это нужно… — пробормотал принц Эдуард, стоящий неподалёку.
Мальчишка… Наивный мальчишка… И ему предстоит стать королём?! Делюжан едва мог
— Замечательный вопрос, Ваше Высочество. Мы уже не один раз говорили об этом. Не могли бы вы потрудиться немного и запомнить то, что я говорю вам изо дня в день?
Королева раздражённо посмотрела на сына. Делюжан даже был готов посмеяться над её реакцией. Она всегда реагировала так, когда министр делал замечания наследному принцу. И, пожалуй, можно даже пожалеть мальчика, которому мать обязательно устроит выволочку, когда они вернутся домой.
— А я не понимаю! — воскликнул юноша.
Он смотрел на Делюжана и на мать с вызовом. Мальчик не понимал того, что происходило вокруг него, и пытался найти ответы на свои вопросы. Что же… Это было даже похвально. Первый советник короля всегда ценил в людях тягу к знаниям. Почему же он должен был не оценить её сейчас? Тем более, перед ним стоял будущий король…
— Ваше Высочество, я хочу вам посоветовать одну занимательную книгу… Думаю, я скажу вам про неё после окончания парада. А сейчас, будьте так добры, помолчите часик. Мне бы хотелось наблюдать за парадом, а не отвечать на ваши вопросы.
Мальчик кивнул и отвернулся, всем своим видом изображая обиду. И Делюжан даже подумывал после извиниться перед наследником престола, но… извиняться перед ребёнком, который лез не в своё дело? Разве министр когда-нибудь поступал так?
Звучали звуки марша… И министр вслушивался в них. Эта музыка когда-то была написана его отцом и теперь многое для него значила. Что же… Кто же знал, что именно этот марш королева решит выбрать для парада?!
***
Эрик стоял в тронном зале и с садистским удовольствием смотрел, как всхлипывает и плачет несчастная дочь ничтожного короля Генриха. Та, казалось, была не совсем в себе. Она всё кричала про какую-то розу… Эрик жёстко усмехнулся — она звала так, как будто какой-то цветок на самом деле мог помочь этой женщине.
А женщина всё звала. Она кричала, плакала, рыдала, но толпа, ворвавшаяся во дворец, равнодушно смотрела на её истерику. Стражники были мертвы, как и некоторые министры, в данный момент находившиеся в парадном зале королевского дворца. Другие были ранены, как и король… Кассандра содрогалась от рыданий, она не видела ничего вокруг себя. Она звала свою дочь… Но никто не отзывался.
— Роза! Розочка… Где ты?!
Её крики были слишком неприятными, режущими слух… Кто-то из революционеров подошёл к ней и ударил. Кассандра упала и зарыдала ещё горше. Эрик смотрел на это и думал о том, что не прав был Паул, и революция вовсе не такое зло, как казалось магу. Наверное, тот был введён в заблуждение. Но чем? Эрик не мог даже представить.
— Роза! Отзовись! Роза!
Революционер хотел ударить женщину ещё раз. Она была слишком надоедливой, чтобы оставлять её в таком состоянии… Какая-то служанка тихо плакала, наблюдая за всем этим.
— Постойте! Она умалишённая… — крикнул низверженный король Генрих.
Мужчина казался напуганным, и Эрик верил, что его страх был искренним. Он, Эрик, сам испытал такой ужас, когда узнал, что его сестра Милена могла погибнуть два года назад… И он так плохо чувствовал себя, когда узнал о смерти сестры… И, наверное, Эрик мог бы даже пожалеть короля, если бы не знал, что именно этот политический строй, который был в Сказке, был повинен в смерти его сестры. Нельзя было ни в коем случае допустить того, чтобы виновные оставались безнаказанными.