Верный меч
Шрифт:
Я рванулся в погоню, когда Роберт крикнул:
— Держите строй!
Я оглянулся и понял, почему; под его знаменем стояло всего двадцать рыцарей, и он не мог потерять ни одного из нас. Прибывали копейщики, чтобы пополнить наши ряды; на дороге из крепости я видел множество знамен, красных, белых, синих и зеленых, а под ними людей в кольчугах и шлемах, в полном вооружении, спешивших присоединиться к нам. На короткий миг я вздохнул с облегчением, но только на миг, потому что им навстречу вверх по склону маршировали шеренги нортумбрийских воинов, и все они стучали оружием в свои щиты, все они ревели во весь голос.
— Ут! — они рычали,
Дрожь пронзила мое тело, никогда со времен Гастингса я не видел столько англичан, вооруженных и готовых к бою, жаждущих нашей крови. Их были сотни и сотни под желто-фиолетовым полосатым стягом, и с каждым ударом сердца новые десятки присоединялись к ним, смыкая щиты стеной.
Один всадник рванулся вперед из наших рядов, его подбородник не был закреплен и хлопал за плечом. Может быть, он думал, что мы все последуем за ним, или просто им овладел гнев, но он один мчался на ощетинившиеся копьями ряды противника. Он высоко поднял копье и швырнул его за линию щитов, а затем выхватил меч, готовясь встретить их стену, когда в небо взлетело копье и пронзило его горло. Его меч вывалился из рук, когда он падал с коня, и я видел, как копье вывернуло набок его шею, когда он ударился о землю.
Нортумбрийцы вопили от восторга, и их боевой клич становился все громче, быстрее.
— Ут! Ут! Ут!
Ролло беспокойно зашевелился и я погладил его шею, чтобы успокоить. Бойцы вокруг меня обменивались неопределенными взглядами.
— Держите строй! — кричал сэр Роберт, проезжая перед нашим рядом, приветствуя других лордов, которые собирались вокруг нас со своими людьми и под своими знаменами. — Держите строй!
Я понял, что все еще сжимаю свой меч, и убрал его в ножны, оглядываясь на людей сэра Роберта в надежде увидеть знакомые лица. У графа на службе было около ста рыцарей, я не знал их всех, но увидел нескольких человек, которые, как правило, сражались в моем отряде и позвал их. Их было около десяти: Руалон, единственный бретонец, кроме меня; Хедо со сломанным носом, и еще несколько, чьи имена я сейчас не мог вспомнить. Все они выглядели усталыми, но никто, как я заметил, не был ранен.
Десять вместо тридцати. Я видел Эдо с двумя товарищами: заметив белый вымпел с соколом, они пробирались ко мне. Трое — со мной четверо — но даже так это была только половина моего отряда.
— Где остальные? — требовательно спросил я.
Парни опустили головы и не смотрели в глаза. Я понимал, что это значит. Комок застрял в горле, но я знал, что не могу сейчас думать о подобных вещах; мы помянем их позже, когда обеспечим себе победу.
Нортумбрийцы стояли на месте, казалось они не собираются нападать, а только насмехаются над нами. Они ждали, когда мы пойдем на них, так же как мы ждали их на своей стороне площади; нас разделяло не больше пятидесяти шагов.
Сэр Роберт вернулся к нам, развязывая ремень под подбородком и снимая шлем. Его лицо потемнело после тех лет, что мы провели в Италии; его волосы не такие длинные и кудлатые, как у англичан, все-таки были подстрижены длиннее, чем у французов. В отличие от норманнов, которые гладко брили лицо, Роберт носил густую красиво подстриженную бородку, которую часто поглаживал, находясь в глубокой задумчивости. Так он делал и сейчас, оглядывая своих бойцов.
Считая тех, кто только что прибыл из крепости, я догадался, что сейчас на площади нас меньше четырехсот — слишком мало, если учесть, что в
Сэр Роберт подъехал ко мне. Его кольчуга была забрызгана английской кровью, глаза покраснели, на щеке алела длинная царапина.
— Танкред, — позвал он.
Он протянул руку и я пожал ее.
— Я здесь, — ответил я.
— Они ждали нас, — сказал он сквозь зубы. — Как я и предполагал.
— Да, это так.
Мне хотелось разобраться, как им удалось проникнуть в город через охраняемые ворота, но было бессмысленно спрашивать об этом, когда англичане стояли в пятидесяти шагах от нас. Казалось, вся Нортумбрия поднялась, чтобы изгнать нас из Дунхольма. Я оглянулся на наше маленькое войско у подножия собора, тревога, словно дым, висела в воздухе. Мое сердце сжалось, потому что я знал: нам не на что надеяться.
— Мы должны отступить к крепости, пока еще есть возможность, — сказал я Роберту.
Он подъехал ближе и понизил голос, чтобы нас не слышали.
— Если мы отступим, мы вручим им город на тарелочке, — его голос звучал хрипло. — У нас нет припасов, чтобы выдержать осаду. Мы должны биться с ними сейчас.
— У нас нет бойцов, милорд. Отступив, мы сможем собрать силы и совершать вылазки на собственных условиях.
— Нет, — сказал Роберт, и его темные глаза впились в меня. — Они боятся нас, Танкред. Посмотри, они не хотят нападать! Мы разобьем их сегодня ночью, мы разобьем их здесь.
— Они не нападают, потому что все, что им нужно, это задержать нас здесь, — я махнул рукой в сторону переулков. — Остальные скоро прибудут сюда. — я рассказал о нашей стычке у моста. — Они вернутся, и тогда их будет намного больше, чем сейчас. Мы окажемся в ловушке без надежды на отступление.
Он помолчал. Англичане продолжали барабанить в свои щиты, как дрессированные зайцы, некоторые из нормандских лордов поступили так же, чтобы подбодрить своих людей.
— Возьми тридцать рыцарей, — сказал он наконец. — Попробуй перехватить противника.
Он отдал приказ дюжине своих людей и начал завязывать ремешки шлема под подбородком.
Я сглотнул комок, потому что знал: если мы будем отрезаны от основных сил, нас неизбежно перебьют. Но приказ был дан, и я не мог отказаться.
— Дайте мне сорок, — крикнул я ему вслед.
Роберт посмотрел на меня. Пару мгновений он колебался, как будто не зная, что делать, но потом кивнул и дал сигнал еще десятку следовать за мной.
— Если ты не сможешь защитить мост, нам придется отступить, — сказал он.
Его губы были сжаты, глаза смотрели торжественно, он выглядел как человек, стоящий перед пропастью; за все двенадцать лет службы я никогда не видел его в таком состоянии. Этот человек вел нас при Варавиле и при Гастингсе, он умел сплотить нас, когда все казалось потерянным; его мужество ни разу не было поколеблено, его доблесть никем не была превзойдена. И все же я видел его отчаяние. Меня охватил холод.
Он ехал обратно к своим людям. Глубоко вздохнув, я поднял копье и помахал вымпелом, чтобы мой отряд видел меня. Среди них были люди всех возрастов: молодые и румяные, совсем недавно давшие присягу; и другие, которые служили графу еще до вторжения, почти мои ровесники.