Верный меч
Шрифт:
Мале улыбнулся. Он выглядел несколько старше, чем я помнил, в его волосах прибавилось седины, а лицо казалось изможденным, и я подумал, что эта осада дорого ему обошлась.
– Да, это правда, - сказал он протягивая руку.
– Давно не виделись, Танкред.
Я ответил на рукопожатие и тоже улыбнулся. По крайней мере, его рука была твердой, как всегда.
– Рад видеть вас, милорд.
– Я вижу Эдо и Уэйса.
– Он все еще улыбался.
– Где же остальные?
– Радульф погиб, милорд, - сказал я, склоняя голову.
–
– Он храбро сражался?
– Да, милорд, - сказал Уэйс.
– Я был с ним. Он отправил на тот свет многих наших врагов.
Мале кивнул, его лицо омрачилось.
– Он был хорошим человеком, преданным и надежным. Я скорблю о его смерти, но он не будет забыт.
– Нет, милорд.
– Пойдемте, - сказал Роберт.
– Мы будем скорбеть о нем в свое время, так же, как и обо всех павших. Но сейчас настал час нашей радости. Эофервик взят. Мятежники побеждены.
– Не побеждены, - перебил я его. Несмотря на десятки убитых англичан, я вспомнил еще сотни, которым удалось бежать на кораблях. Я повернулся к Мале.
– Эдгару удалось скрыться, милорд. Это была моя вина. У меня была возможность убить его, но мне не удалось.
– Ты его ранил, - сказал Эдо.
– Ты сделал больше, чем любой другой смог бы в этой ситуации.
Я покачал головой. Если бы мой удар попал в лицо, а не в пластину шлема, это могло бы достаточно ошеломить его, и я успел бы его добить. Но я промахнулся, и он остался в живых.
– Это не важно, - сказал Мале.
– Что сделано, то сделано, ничего уже не изменишь. И Роберт прав. Неважно, сколько битв у нас еще впереди, но эту победу мы должны отпраздновать.
– Милорд, - позвал кто-то, я повернулся и увидел приближающегося верхом Анскульфа; он высоко поднял знамя, в другой руке сжимая черно-желтый щит и улыбаясь от уха до уха.
За ним ехал отряд Роберта, их кольчуги и щиты были забрызганы кровью.
– Меня ждут мои люди, - сказал Роберт, поворачивая коня.
– Конечно, мы скоро встретимся.
Я смотрел, как он подъезжает, чтобы присоединиться к ним, принимает от Анскульфа знамя и вздымает его в небо, как его лошадь встала на дыбы, прежде чем он со своим отрядом поскакал по улице.
– Я слышал, что моя жена и дочь находятся в безопасности в Лондоне, - сказал Мале, как только они уехали.
– Да, - ответил я.
– Рад это слышать. И мое сообщение доставлено в Уилтун, как я и просил?
Я взглянул на Эдо и Уэйса, не зная, что сказать. Он должен был когда-нибудь спросить об этом, хоть я и надеялся, что этот момент не настанет. Но я не мог лгать человеку, которому принес клятву верности.
– Милорд, - сказал я, понизив голос, и подошел ближе. Люди вокруг нас могли подслушать, и я был уверен, что секреты Мале не предназначены для чужих ушей.
– Мы видели ваше письмо. Мы знаем об Эдгите, вашей дружбе с Гарольдом и истории с его телом.
Я ожидал, что Мале начнет бушевать,
– Вы знаете?
– Переспросил он. Он окинул взглядом поочередно каждого из нас.
– Я предполагал такую возможность. Вам сказал Гилфорд, полагаю?
– Неохотно, милорд, но да, - ответил я.
Мале посмотрел на меня исподлобья.
– Я не могу говорить об этом здесь, в окружении стольких людей. Пойдемте обратно в замок.
Мы проехали через двор крепости мимо палаток и костров. У ворот стояла охрана, но если им показалось странным, что их лорд возвращается так скоро, они оставили свое мнение при себе.
Мале привел нас в башню в ту же комнату, где он впервые говорил со мной о своем странном поручении. Там все осталось, как я помнил: тот же большой стол, тот же занавес поперек комнаты, ковер на полу.
– Я пригласил бы вас сесть, но у меня всего один стул, - сказал Мале усаживаясь.
– Уверен, вы меня извините.
Мы молчали, ожидая от него знака, когда можно будет заговорить, но он, казалось, не торопился. Рядом с очагом висела большая кочерга, он взял ее, перемешивая в камине сгоревшие угли. Среди пепла сохранилось немного жара, и слабые струйки дыма потянулись вверх, но в комнате было холодно и сыро.
Наконец он повернулся к нам.
– Итак, - сказал он.
– Вы прочли мое письмо к Эдгите.
Я не отвечал. Он уже знал, что мы это сделали. Больше добавить было нечего.
– Вы не можете никому об этом рассказывать, - сказал он со страхом.
– Если король узнает, что я ей сообщил...
Он не закончил, но склонил голову и стиснул руки. Его губы беззвучно шевелились, и я подумал, что он шепчет молитву. В окно светило утреннее солнце, и я заметил, что его лоб блестит от пота.
– Вы должны понять, почему я это сделал, - сказал он.
– Когда я писал это письмо - когда ты поклялся выполнить мое поручение - я не думал, что Эофервик выстоит. А если противнику удастся взять замок, я не думал, что останусь в живых.
Он сказал нечто подобное тем вечером, когда я принес ему свою клятву. Действительно, я вспомнил, как поразила меня его честность, его смиренное понимание, что его жизнь связана с судьбой города: если Эофервик падет под ударами англичан, то и он тоже. Но я не понимал, как это связано с нашим делом.
Похоже, я был не одинок.
– О чем вы говорите, милорд?
– Спросил Уэйс.
– Я единственный знал правду, - сказал Мале.
– Если бы меня убили, никто больше не знал бы о месте упокоения Гарольда.
– Он глубоко вздохнул, в его голосе слышалась грусть.
– Я служил тому, что считал правым делом. Эдгита всегда видела во мне врага, предавшего ее мужа и нашу дружбу. Я подумал, что своим письмом смогу хоть частично искупить боль, которую причинил ей.
– И все же я не понимаю, - сказал я.