Верный способ избавиться от пьянства, курения, наркотиков
Шрифт:
В этом году Двадцать третье пришлось на субботу, поэтому, как полагается, начали с пятницы.
Лида с Николаем жили в однокомнатной квартире на седьмом этаже в маленьком, забытом средь степи гарнизоне. Учиться на связиста Николай начал ещё при Союзе. Рассчитывал послужить Родине офицером. В родном Харькове светили заманчивые перспективы.
Но что-то сломалось, Союза не стало, от Харькова, где осталась коротать одинокую старость мама, его всё дальше и дальше из гарнизона в гарнизон безжалостно отшвыривали волны сокращений. Армию стало модно
«Нам легше взяти молодих фахiвцiв (специалистов), якi будуть знатися на новiтнi технологiї, чим таких, як ви, пестити (нянчить)» , – окончил беседу с Николаем новоиспеченный психолог, присланный «сверху».
Амба, гражданка. Как будто пьёт только он!
Лопухи локаторов да несколько строений среди бесцветной украинской степи – вот и вся карусель гарнизона. Шестнадцать лет горе-службы; счастье-однокомнатка, которую невозможно продать; жена Лида – продавщица с посменной работой и разбитыми надеждами; шестилетний радость Колюнька Николаевич, которого через полгода к чёрту на кулички повезёт пыльный автобус в ближайшую школу, – вот такой капитал у отставного капитана. Полная
Друзья – это всё, что осталось. С кем-то Николай учился, с кем-то познакомился здесь, в гарнизоне. Он умел дорожить дружбой. К ним на «седьмое небо» набилась толпа народа. Праздновали по полной программе. Два дня дверь не закрывалась, поэтому в воскресенье решили отоспаться.
– Дин-донг, – как молотом о наковальню отозвался в голове звонок.
Кого принесла нелёгкая?
– Лидусик, сходи, открой. Мне что-то бо-бо.
Лида выскользнула из-под тёплого одеяла, запахнула лёгкий халатик и вышла. Щёлкнул свет в прихожей, затем замок.
– Московское время тринадцать часов, врач-похметолог к приёму готов! – раздался знакомый голос.
Закадычный друг Мишка Татарин пшикнул живительным пивом. Праздник продолжается!
Для облегчения тактической задачи самонаведения на цель стол был придвинут прямо к кровати болящего. На третьем часу застолья Николая окончательно развезло. Он выпил содержимое стакана и как подкошенный упал на подушку. Сигарета оставила на наволочке чёрную дыру.
Денёк выдался по-весеннему солнечный.
– Я открою окно, душно, – сказала Лида.
Она потянулась к верхнему шпингалету окна, долго пытаясь его победить. Её фигурка на фоне сияющего закатным солнцем неба, такая хрупкая, она Михаилу нравилась всегда. Полы халатика трепетали крылышками.
– Чем глаза лупить, лучше помоги.
Михаил подошел к Лидии и попытался обнять её.
– Татаринов, займись окном, – протянула она и игриво выскользнула, толкнув его в грудь острыми локотками.
– Секунда дела, мадам!
Зимняя замазка осыпалась на подоконник.
– Мадемуазель, между прочим, – Лида любила пококетничать. – А теперь налейте даме, кавалер называется.
Михаил подошел к столу и начал разливать водку. Лида наклонилась
– Колюня, иди обедать! – крикнула она во двор.
Лида повременила, наклонившись через подоконник, вдыхая воздух, пахнущий ранней весной. Табачный дым облаком выплывал из комнаты над её согбенной спинкой. Обернулась, одёрнула халатик:
– Татаринов, говорю ж тебе, чем на зад пялиться, женился бы.
– Николя, дружбан, труба зовёт! Давай за нас!
С подушки послышался марш плямкающих слизняков. Ушастый Колюня, шмыгая носом, безаппетитно хлебал юшку.
– Ма, можно я ещё погуляю?
– Сиди дома, уже поздно.
– Пусть малец пройдётся, – вступился Михаил, опустив под столом руку на коленку Лидии.
– А он здесь никому не мешает. – Лида отодвинула свой стул и взяла сигарету.
Михаил закурил папиросу. Он всегда курил папиросы. Курил смачно, с нагловатым стёбом, как в старом кино про гангстеров. Женщинам нравились его пальцы, виртуозно похрустывающие крупным сухим табаком, по-особому сминающие бумажную гильзу. Сизые колечки полетели в Колюню.
Мальчонка отошел к окну, подставил табурет и, улёгшись на широкий подоконник, принялся мечтать, разглядывая двор, как галчонок из гнезда. Внизу щебетали друзья, в вечереющем небе носились птицы.
Сумрак комнаты разрезал треугольный огонёк плазменной зажигалки. Лида сделала длинную затяжку. Откинувшись на спинку стула, она перекинула ногу на ногу, медленно подняла и так же медленно опустила коленку.
Бордовый атлас халатика рассёк белый треугольник её бедра. Из-под стола, как из оркестровой ямы, раздалось упоительно похрюкивающее чмоканье.
– Слабак он у тебя. – Михаил выпустил в её сторону тонкую струю дыма.
– Ты, что ли, сильный? – Огонёк сигареты засветился ярче, она наклонилась над столом и, резко выдохнув, нанесла дымовой контрудар прямо ему в лицо.
Михаил зажмурился и с ухмылкой ответил:
– Я сильный.
– Я тоже сильная.
Она снова откинулась, опять нога на ногу, медленно так.
– Тогда выпей за нас, за настоящих мужиков. – Он налил ей полный стакан. – До дна.
– А ты за нас, за настоящих женщин!
Она налила ему стакан с мениском, в аккурат.
Михаил встал, стакан уверенно разместился на по-гусарски горизонтальном локте, переполненный мениск дрогнул, но чудом удержался. Глаза в глаза. Выпил залпом, как воду в пустыне. Пустой гранчак глухо стукнул о ковёр и, не разбившись, затарахтел по бетонному полу.
– Теперь ты.
Лида сидела к окну спиной, он закурил и зашел ей за спину.
– До дна!
Она взяла стакан и начала медленно, глоток за глотком, пить водку.
Михаил развернулся к окну. Машинально наклонился. Кисти сжали щуплые ножки Колюни. Малец оказался какой-то очень лёгкий, перышко. Тихо так скользнул в окошко, он будто ждал этого. Дети, они всё знают. Выпорхнул с подоконника, без единого звука, как юркий воробышек, он словно хотел к своим друзьям, туда…