Вероломство
Шрифт:
— Игра?
— Не исключено. Он всегда с легкостью верил в то, что сам же выдумывал. Бог мой! — Джед вдруг печально рассмеялся, подивившись запутанности и неправдоподобию всего, о чем они вели речь. — Убийства, похитители, тайны, сироты, драгоценные камни. Сейчас бы впору сходить в цирк, развеяться. Но ничего, Ребби, авось прорвемся.
— Сообща, — сказала она. Это не было вопросом. Это было утверждением.
Джед долго не спускал с нее глаз и с удивлением обнаружил, что, несмотря на прошедшие четырнадцать лет, Ребекка Блэкберн
— Да, сообща. Что тебя гложет?
Она опять уткнулась подбородком в колени.
— Ничего.
— Будет хорохориться. Стараешься показать, что ты в полном порядке, но меня не проведешь. Ребби, скажи мне правду. Ты считаешь, что после госпиталя я должен был прийти к тебе, а не к твоему деду?
— Вовсе нет, — сказала она.
— Но ведь к тому времени тебя уже не было в Бостоне.
— Ну так что? Я была во Флориде. С Гавайских островов долететь туда так же просто, как и до Бостона. Просто ты не верил, что я могу помочь тебе справиться с трудностями.
— Но тебе тогда было всего двадцать лет!
— Подумаешь! Все мы когда-то были молодыми.
— Я боялся, что Квентин и тебя захочет устранить.
— Значит, ты меня оберегал, — огрызнулась Ребекка, опять вытянув ноги, чуть не спихивая Джеда с кровати. — Позволь напомнить, что в ту ночь в Сайгоне именно я оказалась храбрым парнем с револьвером в руке. Я подстрелила вьетнамца-наемника и тем самым спасла жизнь Май, в то время как ты корчился на полу с парой пуль в плече.
Она никогда не страдала ложной скромностью, подумал Джед.
— Но если бы не тот француз, то и ты, и Май были бы мертвы.
— Только потому, что у меня кончились патроны, а промахнулась я потому, что беспокоилась о тебе.
— Знаешь поговорку, дорогая моя, почти не считается.
Ребекка пропустила это замечание мимо ушей.
— Я росла старшим ребенком в семье. Моего отца убили партизаны Вьет-Конга, когда мне было восемь лет. Мой дед был изгнан из общества. Я жила во Флориде, а там не одни пляжи, кондиционеры и «Мир Диснея». Там ядовитые пауки и змеи, москиты и крокодилы, ящерицы и гигантские тараканы. И со всей этой гадостью я имела дело, Джед Слоан, так-то. — Она скрестила руки на груди и одарила его едким взглядом — фирменным взглядом всех Блэкбернов. — Ты был обязан рассказать мне правду о Квентине.
— А чем я мог это подтвердить? Ах, Ребби, ты повидала так много грязи, так получай еще ушат!
Ребекка ухмыльнулась:
— А оставить меня в уверенности, будто у тебя с Там что-то было, тем более, что это неправда — это, по-твоему, честно?
— А Камни Юпитера, про которые ты молчала четырнадцать лет?
— Это совсем другое.
— Одно и тоже. — Джед посмотрел Ребекке в глаза. Отчуждение последних четырнадцати лет постепенно исчезало. — Когда ты прилетела в Сайгон, ты знала, что я люблю тебя. Если бы и ты любила меня по-настоящему, то могла бы простить мне мою «связь» с Там, не задавая вопросов.
Он видел,
— И что потом? — спросила она. — В наш дом пришел бы Жерар, и ты сказал бы: «Ах, в 1975 году я забыл тебе сообщить, что у меня с Там ничего не было?»
— Считаешь, что мы могли бы прожить вместе четырнадцать лет?
— Да, если бы ты мне не солгал, — твердо сказала Ребекка.
— А я и не лгал. Ты спросила, не ошибка ли, что я записан как отец Май? Я ответил, нет.
— Твоей целью был обман, — возразила она, — а это все равно что ложь.
— Моей целью, — сказал Джед, забравшись на кровать с ногами и мало-помалу надвигаясь на Ребекку, — было избавить тебя от страданий из-за выбора, сделанного не тобой. Моей целью, да будет известно этой маленькой ханже, было спасти двадцатилетнюю женщину, которую я любил, от насильственной смерти, грозящей ей за то, что не она, а я слишком много знал. — Джед нависал над Ребеккой, уперевшись расставленными руками в спинку кровати, словно поймав ее в ловушку. — В моих поступках просматриваются благородные намерения, и только ты этого не замечаешь.
— Ты попал в самую точку. Вот именно, не замечаю! Какое ты имел право делать выбор за меня?
Он был от нее так близко, что чувствовал на своем лице ее дыхание и огненный взгляд.
— Хорошо, но что бы ты предприняла, если бы я примчался после госпиталя к тебе во Флориду и все выложил как на духу?
Она на минутку призадумалась.
— У тебя не было бы такой возможности. Я рассказала бы «папе» О'Кифи и братьям, что ты за фрукт, и мы зарядили бы ружья, заминировали дорогу и позвали шерифа...
Джед засмеялся. Давно на душе у него не было так легко.
— Я люблю тебя, Ребби. — Он вдруг стал серьезным. Он не сводил с нее глаз, вдыхал ее запах, вбирал в себя каждое мгновение близости, шептал: — И Бог свидетель, никогда не переставал любить.
Воспоминания, преследовавшие Ребекку часами, постепенно отступили. Осталось лишь настоящее. Сбывалось то, о чем она давно мечтала.
Джед затворил дверь. Ребекка потушила свет. В наступившей темноте она прислушивалась к вою ветра и отдаленному звуку сирены. Услышала, как скрипнула кровать, когда Джед опять сел на нее, наступая босыми ногами на ковер Элизы Блэкберн. Ребекка вытянулась на кровати ближе к краю, чтобы прижиматься бедром к ноге Джеда.
— Мы наведем ясность и с Квентином, и с Жераром, и с Камнями Юпитера, — мягко проговорил он. — И в своих чувствах тоже разберемся.
Она положила холодную ладонь на его руку.
— Знаю, что так и будет.
Повернувшись к ней, Джед поглаживал ее бедро через шелковистую, тонкую ткань ночной рубашки. Ребекка видела, что его плечи и грудь такие же мускулистые, как и раньше. В Джеде Слоане была нешуточная крутизна, внешне часто казавшаяся беспечностью и озорством. Он не убегал от трудных решений. Он их принимал.