Версаль под хохлому
Шрифт:
Лев Михайлович помолчал, затем продолжил:
– Я излагаю вам события со слов Джулии. Она была уверена: папа не проверил пистолет, потому что очень переживал из-за ее лица, а значит, фактически его смерть на ее совести. Ведь в тот день у них состоялся разговор на повышенных тонах, а потом отец начал чистить оружие. Подросток в период гормональной бури плохо управляет собой, Джулия целиком и полностью винила себя, отсюда и перерезанные вены. Второй раз Крылова очутилась в моем отделении после попытки уйти из жизни из-за несчастной любви – ее отверг мужчина, имени которого она так и не назвала. И если в первый раз мы довольно быстро справились с телесными ранами и долго боролись с душевными, то тогда был момент, когда я подумал: мы потеряем девушку. Она
– Чтобы ее успели спасти, – ответила я.
Лев Михайлович вынул из ящика сигареты и чиркнул зажигалкой.
– Многие не знают, что принять сто таблеток менее опасно, чем пять-шесть. От большой дозы обычно начинается рвота, а малая усваивается и убивает наверняка. И часто бывает так: хотела дамочка всего-то попугать супруга, а оказалась в гробу. Но если человек действительно ищет смерти, он ее найдет, рано или поздно осуществит задуманное. За подобной больной очень трудно уследить. Желая уйти на тот свет, потенциальный самоубийца становится изворотливым, усыпляет внимание родственников. Им кажется, что все в порядке, раз дочка весела, шутит, более не заговаривает о смерти. Так вот, это самый страшный симптом. Если человек безостановочно твердил о желании уйти из жизни, а потом внезапно превратился в веселого щенка, надо немедленно вести его к психотерапевту. Он не выздоровел, а принял окончательное решение и сейчас лишь ждет подходящего момента, чтобы осуществить свой план.
– Отравление краконом... – как бы про себя повторила я. – И вы ее не спасли...
– Увы, – развел руками Лев Михайлович, – я не бог.
– А предсмертная записка была? – не успокаивалась я.
– Нет, – обескуражил меня врач, – никаких писем Джулия не оставила.
– Что с Раисой Демьяновной? – задала я следующий вопрос.
– Гипертонический криз, – пояснил завотделением. – Она госпитализирована, помещена в палату.
Я попрощалась с доктором и вернулась в холл, где маялась Катерина Андреевна.
– Рая жива? – набросилась она на меня.
– Скачок давления, – как можно спокойнее ответила я, – сейчас ваша подруга находится под наблюдением специалистов.
– Джулия действительно умерла? – со странной интонацией спросила старушка.
– Мне очень жаль, – пробормотала я.
Я всегда испытываю неловкость возле человека, который потерял близких. Мне безумно жаль его, но как проявить сочувствие? Обнять? Поцеловать? Или произнести глупую, на мой взгляд, фразу: «Прими мои глубочайшие соболезнования»? Да и не утешат ничьи речи.
– Слава богу, – перекрестилась Катерина Андреевна, – избавилась Раиса от тролля!
Мне показалось, что я ослышалась. А старушка скривилась:
– Слышала про троллей?
В моей памяти начали оживать обрывки знаний, полученных в институте.
– Это мифические существа. По одним легендам, великаны, которые вредят людям, а по другим – крошечные, как гномы. Но тоже с отвратительно злобным, мстительным характером.
– Тролль – это кукушонок, – заявила подруга Крыловой-старшей. – Троллихи крадут человеческих младенцев и подкидывают вместо них своих ужасных детенышей. Бедные отец с матерью не понимают, что растят
– Как вам не стыдно! – не выдержала я. – Джулии не повезло с рождения, ее изуродованное лицо...
– Сродни душе, – перебила старушка. – Я рада, даже счастлива, что кошмар семьи Крыловых отправился на тот свет. Раиса хоть последние годы жизни проведет в относительном спокойствии. Боюсь лишь, что Джулька встретит в загробной жизни Колю с Юлей и продолжит издеваться над ними. Хотя нет, Николай и Юлечка, оба обладавшие светлым характером, сейчас в раю, а мерзкая девчонка прямиком в ад попадет. Что так на меня уставилась? На соседней улице есть универмаг, там столовая хорошая. Пошли, я на радостях кофе себе позволю. Обожаю арабику со сливками, да только врачи запрещают. Но сегодня можно. И тебя угощу.
Глава 18
– Гулять, так по полной программе! – объявила Катерина Андреевна, когда мы очутились на пятом этаже торгового центра, забитом забегаловками. – Не нравятся мне эти американские котлеты с булками из ваты и пластмассовыми овощами.
– Тут есть китайская еда, – подсказала я.
– Фу! – скривилась пенсионерка. – Зачем нам в Москве их лапша из бамбука или рисовые котлеты с сырой рыбой?
– Суши – изобретение японцев, – рискнула я возразить.
– Ну и пусть они в своем Токио водоросли жуют, а я хочу нашей, российской еды, – возвестила Катерина Андреевна и поманила меня рукой. – Пошли, есть в вертепе исключение. Правда, там дороже, чем в капище иностранных закусок, зато пища нормальная.
Я молча двинулась за Золотаревой. Даже если она приведет меня в пещеру, где мне самой придется жарить на костре лепешки, я безропотно возьму сковородку. Не терпится выяснить, что знает о Джулии Катерина Андреевна.
Кафе, куда мы в конце концов попали, сильно смахивало на студенческую столовую и, похоже, не пользовалось популярностью. Кроме нас в небольшом зале не было ни единого посетителя.
Старушка подошла к меню, висящему на стене.
– Глупые люди едят невесть что! Вот, читай, прекрасные блюда!
Продолжая нахваливать ассортимент, она схватила поднос, поставила его на железные полозья и сказала тетке, горой возвышавшейся над здоровенными кастрюлями с противоположной стороны стойки:
– Куриный бульон с фрикадельками, шницель, на гарнир лапшу, ватрушку и кофе с молоком.
– А вам чего? – прогудела раздатчица, сердито глядя на меня.
Я подвинула липкий поднос из пластика и сделала заказ.
– Бефстроганов с пюре плюс компот.
Столовые приборы в заведении оказались из мягкого алюминия, за хлеб потребовали отдельную плату, в роли салфеток выступали крохотные прозрачные треугольники, засунутые в ребристую, жестяную вазочку. Компот подавали в граненых стаканах. В светло-желтой жидкости плавали тонюсенький ломтик яблока, две изюминки и ошметки переваренного чернослива. А когда я увидела местную уборщицу, бабу неопределенных лет с опухшим лицом и отросшей «химией», то чуть не зарыдала от умиления.
Ну просто дыра во времени! Провалившись в нее, я очутилась в столовке своего вуза. Там были точь-в-точь такие гнутые вилки-ложки, несъедобный бефстроганов в подозрительной на вид подливке и компот, более смахивающий на воду, в которой повариха перед тем, как унести их к себе домой, помыла сухофрукты. Но, главное, техничка! Грузная, с похмелья, вместо передника у нее кусок оторванной занавески, в качестве тряпки, которой красавица нехотя трет голубой пластик колченогих столиков, обрывок посеревшего от грязи вафельного полотенца. А чайник, из которого Катерине Андреевне наплескали в чашку светло-бежевый напиток, гордо названный «кофе по-венски»? Его хочется обнять, как родного! Эмалированный, местами оббитый, с черной ручкой и длинным, изогнутым на манер лебединой шеи носиком, он явился словно из моего детства.