Версальский утопленник

Паро Жан-Франсуа

— Сударь, — произнес Николя, — должен вам признаться: я комиссар полиции Шатле. По поручению короля я расследую преступление, в котором, возможно, замешан ваш собрат и друг Винченцо Бальбо.

На лице итальянца отразилось искреннее изумление.

— А вы, сударь, оказались в непростом положении свидетеля, который, как нам кажется, добровольно или по неведению помог преступнику создать алиби.

— Ма, signore, — сдавленным голосом воскликнул Барбекано, от волнения переходя на родной язык, — perche Lei.

Почему вы не верите моим словам? Я сказал вам чистую правду. А говоря о Винченцо, я честно вам признался, что если его талант певца и композитора приводит меня в восторг, то я отнюдь не могу сказать того же о его характере.

— В вашей правдивости я не сомневаюсь. И все же, сударь, один вопрос. Вы рассказали, что как-то раз, когда Бальбо ужинал у вас, он быстро напился до такой степени, что утратил дар речи. Вы готовы это подтвердить?

— Клянусь честью, сударь, так оно и было.

— Хорошо. Я вам верю, тем более что не могу доказать обратное. Можете ли вы подтвердить, что это был именно Бальбо, а не кто-то иной?

— Кто-то иной?

— Да, иной, но столь похожий на Бальбо, что вы могли бы ошибиться?

— О, как я могу ответить на ваш вопрос? Если это был полный двойник моего собрата, то вы сами ответили на свой вопрос! В таком случае моим доверием злоупотребили, и я могу только повторить, что в тот вечер Бальбо был не похож на самого себя. Даже его обычные надменность и говорливость покинули его; впрочем, я отнес это на счет излишней выпивки.

— Я вас понимаю. Еще вопрос. Вы сказали, что родом из того же города, что и Бальбо. Из Норчии, не так ли?

Барбекано кивнул головой.

— Вы знакомы с его семьей? Не знаете, есть у него брат?

— Я гораздо старше его и покинул свою провинцию задолго до того, как он прибыл во Францию. Однако помнится мне, что во времена моего детства в городе жил аптекарь с таким же именем. Увы, больше я ничего не могу вам сказать.

— Ваши показания вкупе с имеющимися у нас сведениями во многом проясняют ситуацию, и — не стану скрывать — свидетельствуют в пользу вашей честности и порядочности.

— О, я счастлив это слышать из уст друга господина де Лаборда, коего я имел честь принимать у себя за столом.

— Сударь, — промолвил Николя, растроганный достойным ответом Барбекано, — я очень вам признателен и прошу вас, поверьте, мне самому очень жаль, что служба королю иногда вынуждает нас докапываться до истины не самыми изысканными способами. А теперь, сударь, скажите, где живет Винченцо Бальбо?

— В местечке под названием Лаорнэ, при выезде из Версаля, возле дороги Сатори; у него там маленький домик.

— Вы бывали там?

— Один раз, и очень давно.

— Не окажите ли вы нам услугу и не проводите ли нас туда?

— Сударь, я всего лишь старик, но если мои услуги нужны и полезны королю, я не стану торговаться.

Мне надо лишь несколько минут, чтобы одеться.

Экипаж Бурдо мчался во мраке ночи. Николя отметил, что, сев в карету, Барбекано тотчас заснул, что свидетельствовало о чистой, не запятнанной ложью душе. Сам он по-прежнему пытался отогнать неодолимо осаждавшие его мрачные мысли. Разумеется, Эме жива, но как долго жестокий убийца намерен сохранять ей жизнь? Вспоминая мельчайшие подробности событий последних дней, он без устали делал заметки в своей черной записной книжке; увы, после каждой фразы он ставил знак вопроса.

Отыскать жилище Бальбо в кромешной ночной тьме оказалось не просто. Пришлось выйти из кареты, зажечь потайные фонари и долго блуждать в потемках, возвращаясь в одно и то же место, пока наконец за высаженными в ряд деревьями они не увидели старый дом, напоминавший ферму. Они открыли калитку, и в свете фонарей перед ними предстал небольшой сад, точнее, сад, совмещенный с огородом. В доме, похоже, спали. Чтобы не поднимать шума, Николя прибег к своей отмычке. Дверь послушно, без скрипа, отворилась.

Они вошли в зал с низким потолком, обставленный под гостиную, с большим каменным камином, креслами и столом. У стены стоял клавесин, всюду валялись книги и музыкальные инструменты. В помещении рядом находилась кухня; возле плиты Николя с удивлением заметил ведро, полное мелкого песка. На деревянной столешнице стояли два брошенных прибора. Николя провел пальцем по тарелкам: остатки пищи успели засохнуть. Похоже, дом был пуст. Они обошли все три скудно обставленные комнаты второго этажа, открыли все шкафы с одеждой, старательно обшарили карманы. Наконец во внутреннем кармане плаща Бурдо наткнулся на смятую бумажку и, поднеся фонарь, развернул ее.

— Николя, иди сюда, смотри, что я нашел в глубине кармана!

И он протянул ему расправленную бумагу.

— Здесь написано: гостиница Менье, улица Реколле, за ночь 3 ливра 6 су. Оплачено 20 апреля 1778 года. Это счет. Гостиница Менье? Гостиница Менье. Это в Версале. Очень тихое место. Там можно и перекусить.

Но Николя одолевали совсем иные мысли.

— Пьер, скажи, в каком костюме ты нашел бумажку? Это очень важно.

Бурдо полез в шкаф и вытащил оттуда плащ цвета темной сливы.

— Здесь!

Взяв плащ, Николя внимательно осмотрел его, пощупал ткань, а потом попросил Бурдо надеть его. Затем, сняв с инспектора плащ, достал из шкафа фрак и попросил его примерить; при попытке Бурдо натянуть фрак тот затрещал по швам.

— М-да!

— Николя, скажи мне наконец, чего ты хочешь? Или ты решил выступить в роли мэтра Вашона, что обшивает нашу знать?

— Послушай, предположительно мы имеем дело с двумя очень похожими братьями, но один крупнее другого. Только вот какой?