Вершалинский рай
Шрифт:
И этого Альяшу показалось мало.
Внимательно следил за всем из окна и ждал команды своего кормильца платный провокатор в начищенных офицерских сапогах, галифе, обшитых «чертовой кожей», и в черных перчатках, которые Судецкий не снимал даже в жару, подражая в этом государственному палачу Матеевскому, экономам времен панщины и надзирателям над рабами. Под столетней липой стояли наготове пять его опричников с зараженными дробью двустволками.
— Стасик, а ну, пальни по этим шибздикам! — даже не повернув головы, фистулой крикнул Альяш.
Во всю глотку, точно командуя батальоном
— Товсь!..
Когда щелкнули курки и пять сдвоенных стволов уставились в небо, Судецкий взмахнул черной перчаткой:
— Пли!
Летнюю тишину разорвал оглушительный залп. С липы посыпались зеленые листья. С непостижимой быстротой баптисты оказались на улице и понеслись по ней, как подхваченные вихрем, а старик кричал вслед:
— Еще и собак натравлю!
Теперь Климович решил расправиться с теми «апостолами», которые не убежали сами.
К тому времени Регис основательно устроился в Грибовщине. Некоторые его поклонницы покупали у хозяйки не только кожуру от яичек, съеденных Регисом за завтраком, но даже воду, в которой мылся отставной отец дьякон. Разодетый в пух и прах беспатентный лекарь припадочных девиц имел привычку ходить с суковатой палкой из можжевельника, гладкой, как кость.
Альяш встретил его на улице. Не будучи дипломатом от рождения, старик обратился к Регису с неуклюжим, плохо скрываемым ехидством:
— Ну, Николай Александрович, где твоя Библия про Климовича, все еще печатается?
— Печатают, отец Илья… — неуверенно, с наигранной бодростью подтвердил тот, еще не понимая, куда гнет Альяш, но на всякий случай посмотрел — далеко ли Судецкий?
— А-а, как долго твои печатники копаются!..
— Типографии теперь загружены заказами, отец Илья…
— Толстая будет, наверно?
— Немалая!
— И я говорю. С рисуночками?
— Есть немного.
В напряженном молчании оба смотрели друг на друга.
— Смотри, какая палочка у тебя файная! А ну, покажи! Как она в руке, удобная?.. Говорят, каждая палка имеет два конца, правда?
— Сухой можжевельник, отец Илья, железу не уступит! А легкий, как тростник. — Растерянный Регис протянул палку.
— Не уступит, говоришь?!
Альяш хряснул по голове бывшего дьякона так ловко, что тот не успел увернуться.
— Ты научил Еноха обокрасть меня?!
— Отец Илья…
— Знаю — ты! Он до этого не додумался бы, ты всегда падок был на золото! Вон из Грибовщины, падло! Вон, собака ненаедная!..
Регис побежал, а старик гнался за ним, охаживая палкой и приговаривал:
— Вон, проходимец! Выродок паршивый! Христопродавец! Цацалист!.. Думаешь, не знаю, что тебя архиереи подослали?! Стасик, загони ему дроби в зад!
Явившийся из-за угла ближней хаты, откуда следил за происходящим, Судецкий лихорадочно стаскивал с потной руки перчатки. Так и не стащив, крикнул:
— Товсь!
И, справившись наконец с перчаткой, взмахнул ею:
— Пли!
С диким кудахтаньем брызнули во все стороны разноцветные куры. Насмерть перепуганные матери начали хватать с улицы ребятишек и бросились в сени.
Так же выгнал Альяш из деревни Бельского, больного Ломника и всех остальных.
ЗДЕСЬ ПЛОТНО УСНУЛ
И ТЕЛОМ В ПРАХ ИСТЛЕВАЕТ ПАСТЫРЬ
ВСЕХ ПРАВЕДНЫХ ОВЕЦ
Похоронив друга, Бельский уехал в Гродно и поступил на службу в похоронную фирму пана Лютеранского — составлять тексты для памятников. На католическом кладбище в Гродно еще и теперь можно прочитать перлы его творчества. Например, мужику, которого забодал бык, Павел посвятил такие слова:
Przez byka r'og
Powalal Cie, do chwaly B'og!
Oi, byku ty, byku!.. [39]
Мирон-«архангел» уехал в свои Телушки и занялся пчеловодством [40] .
Покончив с церковью и своими помощниками, Альяш не успокоился. Угрожая неизвестно кому, он кричал:
— Нехай они все подохнут, нехай гниют недостойные меня! Нехай все станет прахом, в пыль рассыплется, дымом пойдет, раз не умеют меня ценить!..
39
Через бычий рог позвал тебя на небо господь! О бык ты, бык!
40
Мирон на Белосточчине ныне известный пасечник, о нем пишут газеты. Недавно приобрел себе даже «фиат» и огородный трактор.
Он нанял в Соколке уездного, а в Белостоке окружного адвокатов. Сначала юристы давали бой тем богомольцам, кто требовал у Альяша свои деньги, отданные в канун «конца света», а потом от имени Альяша законники затаскали людей по судам.
Коровы Банадика Чернецкого потоптали грядки клубники на территории Вершалина, и мужика, который выручал пророка из беды, сокольский суд приговорил к штрафу. Хорошо, что шудяловский войт, приняв во внимание бедность подсудимого, заменил штраф пятью сутками ареста. Положив в торбу хлеб с салом, Банадик отправился в Кринки отбывать наказание.
Умерла внучка Альяша. Покойницу несли через село та кладбище, и два парня при этом посмеялись над чем-то. На следующий день Иван Чернецкий с другом были вызваны в суд и оба получили по три месяца тюрьмы.
Федор и Александр Голомбовские из-за чего-то повздорили с Тэклей. Альяш выскочил из дому и обругал братьев матом. Старший сказал:
— Вам-то, дядька, грех язык поганить! Вы же святым были, вас на иконах малевали!..
Потащили в суд и братьев.
Наша Химка наконец получила долгожданную весточку от детей. Вместе с письмом в конверте пришла из Советской России фотография бравого летчика с кубиками на петлицах. Не помня себя от счастья, отцова сестра несколько дней не ела и не спала, молилась на фотографию, показала ее всем страшевцам.