Вершалинский рай
Шрифт:
Пророк веревку опустил.
— Полицейский спрашивает: «Твой?» Я не призналась… От своего сы-ына отказалась!.. Ну, бей же ты, лупи меня!..
Альяшу часто приходилось таким образом карать блудниц, но что стало с ним сегодня, он не мог понять. То ли горе женщины было так велико, что веревки не брали, то ли рука ослабла, но только продолжать порку Альяш не мог. Он опустил вожжи.
— Чего же ты остановился? Бей! — стонала, канючила, требовала Тэкля, стуча кулаками в глиняный пол.
Альяш молчал.
— Не
Она зарыдала и повалилась на пол перед старцем.
— С распутниками… Дитя родное, сука, загубила! Таких не бить — веревку на шею накинуть, к конскому хвосту привязать и по деревне таскать! — кипел Альяш, чувствуя, что в нем уже нет злобы, что выкрикивает бранные слова только так, для порядка, и что такого скандала он давно ждал после смерти жены.
Старик нерешительно потоптался, отбросил вожжи, не слишком сильно пнул ногой лежавшую на полу и, остывая, объявил:
— Целую ночь будешь вот тут молиться, сатана, дьявольское отродье! А потом станешь жить по первой заповеди господней: «В поте лица своего ешь хлеб твой!» И чтобы ни к чему в моем доме не прикасалась, паскудница, потому что нечистая!.. А то и постель уже постлала, в жены набивается, повенчалась со мной, смотри ты!..
Он снова пошел к иконостасу. На ходу проворчал:
— Не надейся, выдержу сатанинское наваждение, не таких видел!
Уже осознав, что она одержала победу, Тэкля все-таки взмолилась с пола:
— Не прогоняй меня, святой человек, не гони из своего дома! Куда мне податься? Не становись порогом к моему спасению!
— На кухне, у помойного ведра, спать будешь!
— Господи, да хоть в будке собачьей! Тенью твоей стану, если прикажешь! Может, еще вымолю у господа прощение!..
Химка с подругой вернулись из церкви поздно. Они слушали, остановившись перед окнами, все, что происходило в хате.
— Ух, как разошелся наш хозяин! — прошептала мелешковка, гордясь своей близостью к пророку. В ее чувстве привязанности к нему не было никакого расчета, как у всякого слабовольного и несамостоятельного человека, было только желание подчиняться — так проститутки привязываются к своим сутенерам, которые издеваются над ними и не считают их за людей.
— Это хорошо, пусть покричит на нее, пусть! — рассудила наша тетка Химка. — Он вот точно так и меня поносил, когда я рассказала ему про свой грех. Так уж меня крыл — не расскажешь и словами! Зато потом легко-легко стало, ох, легко!..
— А-а-а! — послышалось в хате.
— О! Уже бьет! — шепнула Химка.
Женщины с жадностью стали ловить мольбы и стоны молодицы. Попробовали сами всплакнуть и настроить
— Хлещет! — с восхищением и как бы даже с завистью подтвердила подруга. Потом горячо, не без хвастовства, зашептала: — Я ему тоже рассказала про свой грех… Как начал, как начал, как на-ачал он меня веревкой охаживать, аж в пот меня бросило, света невзвидала! Слезами сразу и залилась!.. Долго полосы на теле не проходили, а ночью, бывало, никак спать не умощусь — печет кругом! Но о горе своем больше и не вспоминала даже… О-о, великая у него сила, испытала и я ее!
— Святой человек! — с уважением вздохнула Химка под дикий, похожий на смех вопль Тэкли. — Сколько добра людям делает!
— Как Иисус Христос, ей-богу! И его имя богомольцы так же поминают в молитвах, а нищие именем Альяша — сама слышала — выпрашивают подаяние! А кажется — неприветливый такой!
— Вроде солнца: глянешь — в глазах потемнеет, а все радуются ему! Недаром со всех концов света прутся люди в Грибовщину, стар и млад…
— Счастливые мы, Химочка! — В порыве чувствительности Лиза чмокнула товарку в щеку.
— Ой, и не говори! Я в Страшеве так мучилась при родном брате, до того мучилась, что и рассказать трудно… Бывало, пролетит ночь, а я и глаз не сомкну! Голос каждого петуха на селе изучила! А пришла сюда — как заново на свет родилась! Как вздумаю иногда, какая тут нужная, что служу богу, творю добро и милосердие, и на душе так легко делается, что, кажется, среди ангелов живу!
— А она, бедная, все ревет… Взялся он за нее, скажи ты!.. Заядлый человек!
— Молодая, слез много, пусть выплачется, Лиза! Это полезно, когда вредный сок вытечет из тебя. Не надо им мешать!
— Куда же нам-то деваться, Химочка? Ночь ведь. Кого теперь станешь будить?
— Не беда, пристроимся где-нибудь!..
Умиленные и взволнованные, женщины постояли еще немного и, когда то, что происходило в хате, стало напоминать семейную свару, отправились искать ночлег.
ОПЯТЬ ТО ЖЕ САМОЕ
Появление Тэкли в доме Альяша дало пищу для новых разговоров. Бабки удивлялись прозорливости пророка:
— Он каждого видит насквозь. Что-нибудь скрыть от него — и не думай!
— Даже потаскуха из Праздников не могла обмануть! Поглядел Илья на нее и говорит: «Хоть ты и красивая, и в шелка одетая, а есть ты сатана и отойди от меня!»
— А та, говорят, услыхала это да как заржет!.. Люди глядь на ее ноги, а там копыта! Носом потянули — серой воняет!
И валил народ на поклон к мессии. К тому вечному мессии, которого столько веков ожидали поколения моих предков. В течение столетий не было такой благоприятной обстановки, которая бы способствовала так разжиганию мистического огня веры.