Вершалинский рай
Шрифт:
— Слушай, Петрук, — осторожно поинтересовалась она, — а президент — это будто царь, правда?
— Да. Царей поскидывали и спохватились, что без головы ни черта не выходит, вот и придумали себе такую замену.
— А почему ты спрашиваешь об этом? — через некоторое время спросил возница.
Тетка испугалась:
— Ах, бо-оже, ты не подумай чего-нибудь плохого! Сама знаю, что всякая власть от бога и грешно сомневаться в ней! Но спрашиваю так просто — интересно… Будто вот с самим государем повстречалась! Скажи родному
Возница глубокомысленно помолчал.
— Ат, какие теперь цари! Вот когда-то цари были! — начал он. — Видные из себя, с коронами на голове! Скажем, Петр Первый. И топор мог на наковальне выковать, и подкову, и черенок на токарном станке выточить, и зубы людям вырывал, да еще каждое воскресенье в соборе на клиросе пел!.. А каким был ученым: знал наизусть евангелие, псалтырь, часослов, всего апостола! А этот?.. Может, и ходит по воскресеньям в Варшаве своей петь в какой-нибудь костел или часовню, но разве спое-от так?!
У дядьки Майсака удивительно соединялись элементы мужицкой практичности, энциклопедических знаний, приобретенных годами службы в церкви, с тем простодушием и наивностью, которые даются иным людям от рождения и навсегда.
Помолчав, он добавил:
— Тот, холера, и полководец еще какой был — генерал! Ого, как шведа размолотил под Полтавой! А этому дай полк один — и то не знаю, справится ли с ним! Как, Химка, думаешь?
— А кто его знает… — растерялась тетка.
С минуту слышны были только стук и цоканье подков о камни.
— Э-э, куда такой мямле даже на лошадь взобраться! Видала, как его, будто архиерея, под ручки из кареты доставали, а потом еще и цветочки преподносили! Даже гадко, тьфу!..
У Химки были свои переживания.
— Завели ему полотно подавать, я и загляделась на молодого. Во всем синем и в шапке блестящей такой… А меня пан штурхает в бок и шепчет: «Не туды глядишь!..» Я отвернулась и вижу: а длинный, а старый, и никакого золота на ём! Как Авхимюк, а костюм как у войта!..
— Ладно, Химочка, мы с тобой свое сделали, паны теперь не так должны цепляться к нам!..
В ВАГОНЕ КУРЬЕРСКОГО
В превосходном настроении ехали в Вильно и наши хлопцы. С жадностью молодых и здоровых людей, которым не так уже часто приходилось бывать дальше соседнего села, они ко всему приглядывались. Им еще не приходилось видеть такого обходительного кондуктора в лайковых перчатках, — проверяя билеты, он компостером щелкал осторожно, точно жалел их, и каждому пассажиру говорил: «Дзенкуе!» Паровоз на остановках трогался с места так плавно, что страшевцы этого и не замечали. А за тоненькими, в одну филенку, стенками была такая компания — страшно подумать!
Столько увидеть и пережить за один день!
— Чем это пахнет, хлопцы? — Коханович потянул носом и выглянул в коридор. — Ага, это их дети
Выглянули в дверь и остальные.
По коридору бегали паныч с паненочкой, ели не то яблоки, не то помидоры и беззаботно швыряли толстую кожуру за окно. Бывало, идя за стадом, они находили эту оранжевую кожуру, сухую и сморщенную, на путях, пробовали ее на вкус и плевались — до чего же невкусной казалась им панская пища!
А на самом деле они жрут; холера их возьми, сочный и пахучий плод — даже в носу щекочет. И называется как смешно — апельсином!
— А этот их президент так себе! — поморщился Николай. — Сморчок, хоть и высокий очень! Одень деревенского деда этак, вымой его в бане да покорми пару недель, нисколько не хуже будет!
— А я глядел и думал: и про такой червивый гриб мы были вынуждены зубрить стишок! — удивлялся Крейза. — Из-за него учительница меня после уроков оставила…
Перед Вильно в вагон ворвался мальчик с кипой свежих газет в кожаной торбе и звонким голосом прокричал:
— Последние новости: президент в Гродно! Экстренный выпуск, за десять грошей!
Коханович сунул газетчику монетку:
— Ну-ка, ну-ка, что там паны шрайбуют, посмотрим!.. «Сквозь тяжелые свинцовые тучи, несколько дней висевшие над древним городом, над Неманом, внезапно пробились радостные лучи солнца. Ликовала природа! Ликовали и сердца гродненцев при мысли, что в их город приезжает пан президент. Им выпало большое счастье пережить волнующие минуты близости к Самому Достойному Человеку Второй Речи Посполитой!..»
— Ну и ловко же расписывает продажный брехун, видали мы твоего «человека»! — прокомментировал Николай, опуская целые абзацы.
— «…Но может ли быть высшее счастье, возможна ли большая награда, чем в знак любви и уважения к Маестату вложить в Достойные руки Высокочтимого Гражданина символический подарок! Чести подобной удостоены фабрикант Старопольский, помещик Обриен-Деляси…» такой-то и такой… Холера вас возьми, падлы, раздариваете друг дружке подарки!.. «Мужик из села Грибовщина, белоруссин?..» Что-о? Из Грибова?!
Николай от удивления раскрыл рот. Опешили и его друзья.
— Так вон куда они перли свое полотно! — воскликнул через минуту Ленька Цвелах.
— И не признались! — удивился его друг.
— Такая добренькая, святая, а вон куда ее занесло! — зло сверкнул глазами Николай. — Ну-у, Химочка, смиренница, пустит тебя теперь в дом братец, подожди-и!..
Когда забастовали в Студянском лесничестве лесорубы, полиция арестовала парней, а в деревню завезла штрейкбрехеров. Гродненский проходимец Судецкий тогда и прельстил Ленькину Лизу.
— Тьфу, холера, а мы еще на их возу ехали! — плевался теперь Цвелах.
— Знали бы мы, куда они едут, увидел бы президент полотно, как свое ухо! — утешал Леньку Крейза. — Ты первый сунул бы цигарку с самосадом в сувой!