Вершители Эпох
Шрифт:
Мятежная армия и армия Фарелиаса практически одновременно выстраивались в ряды, образуя замысловатые геометрические скопления в центре и на флангах. Отсюда Вайесс было не понять точно, но, по-видимому, фарелиассцы подготовились лучше: по бокам выстроилась конница, а в резерве была тяжёлая пехота. Мятежники, похоже, полностью положились на силу магов, сконцентрировав все отряды вокруг них. Правый фланг начал двигаться, переминаясь ровно стучащей тысячей ног, как огромная бесформенная амёба. Вдалеке затрепетали шатры с прикреплёнными на них флагами, порывистый ветер закачал дерево, и в лицо полетели листья. В этот момент взвились стрелы, тучи стрел, по очереди врезавшиеся в землю, в щиты, в тела. Но пехота правого фланга, не получив видимых повреждений, подняв щиты, перешла на ровный шаг и практически подошла вплотную, когда мятежники кинули копья. Первые ряды смяло, в то время как следующие уже перешли на бег, по очереди вклиниваясь в раздробленный
— Началось, чувствуешь? — заметил Фабула, заметив, что Вайесс скинула злополучную ветку вниз.
— Ха-а, — её рот открылся в постоянной одышке, дыхание сбилось, будто она впервые втягивала в лёгкие воздух и раньше не знала, как правильно это делать. — Да, я помню это ощущение… Но так много — впервые.
— Это сила, заложенная в нас, сила равновесия, и сейчас вселенная доверяет сохранить его тебе, — Джон поднялся, выглядывая из-за листвы на сужающееся поле боя. — Пора.
Фарелиасская конница ворвалась во вражескую пехоту ровными линиями по двое, пробивая себе путь во фланги и открывая возможности остальным отрядам. Пехота центра, вооружившись копьями, теснила разбитые напополам мятежные части, окружая их полумесяцем и заставляя людей сбиваться в кучи, мешать друг другу, рушить строй. Ударили по левому флангу мятежные маги, но, как бы они ни старались, было поздно — основные силы потерпели поражение ещё на этапе самой первой атаки. Вайесс спрыгнула с дерева, подогнув колени, и вытащила лук, одновременно долгими выдохами стабилизируя сердцебиение. Выткалась из воздуха и натянулась тёмная, играющая острыми пламенными язычками тетива, и Вайесс, аккуратно вынув из опустевшего теперь колчана стрелу, с шипением прикоснулась к черноте, направляя наконечник в небо. Она отпустила пальцы, и снаряд с шипением и свистом вылетел ровно наверх, разделяясь на три ювелирно разрезанные части, каждая из которых была отдельной, такой же точной стрелой.
— Тральмар. Я засёк, — не отрываясь от медитации, заключил Фабула. Голос был твёрдым и режущим слух. — Покажем ему, что значит нарушать законы. Особенно то, что он сотворил с этим мальчиком…
— Уходим сейчас?
— Здесь мы закончили?
— Тут двое: один на стороне мятежников, другой — сотник Фарелиаса, — добавила Вайесс, подумав, что Джон её проверяет. — Одна стрела попадёт во врага между сотником и его лучшим другом, позволив первому запечатлеть картинку его смерти. Вторая — по лучнику, который случайно отпустит тетиву и лишит его правой кисти. А третья — для них обоих, так что, когда они столкнутся один-на-один, никто никого не убьёт. Я правильно говорю?
— То есть? — снова проигнорировал Фабула.
— Да, — Вайесс, немного разочарованная тем, что ей не ответили, ещё немного проследила за падающими стрелами, прежде чем развернуться в сторону леса. — Здесь закончили.
Война четырёх
— Лучше поторопиться, — предупредил Джон. — Ещё помнишь, как телепортироваться? Вокруг сжималось разноцветное кольцо, очерченное разного рода непонятными рисунками и словами. Оно стягивало всё вокруг, напитывалось, как губка, наливалось яркостью и силой. Рука Джона была грубой и шероховатой, впрочем, наверное, как и её собственная, но от ладони веяло теплом, человеческим теплом, которого она раньше не чувствовала. Возникло давно забытое ощущение безопасности, как тогда, с Макри, Беном и остальными, но теперь с ним — не с какой-то сущностью мирового масштаба, нет, просто с Джоном Фолксом. Она сильнее сжала его руку, он ответил тем же. А потом замерцало, закружилось космосом и заблестело. Пространство сжалось до неимоверной плотности, становясь похоже на сплющенную банку с газировкой, и Вайесс за отведённое мгновение успела сориентироваться — мысленно сдержать, впихнуть обратно и равномерно распределить материю, распрямляя и растягивая складки, возвращая всё в исходное состояние калейдоскопом изображений и движениями судеб. Излишки энергии потекли в белый мир, проходя через её тело и возвращаясь в межреальность, оседая звёздами на отрезке между точкой отбытия и точкой приземления. Проявились и стихли за секунду морские шторма и расколовшие Фарелиас напополам землетрясения, но только не здесь, а где-то по другую сторону порезанного порталом мира, по другую сторону определённости. Ноги мягко коснулись снега, и Вайесс сразу утонула в нём по колено. Вскинула пальцы, чтобы растопить дорогу, но Джон властно взялся за локоть и опустил обратно.
— Пойдём так, — бросил он, тяжело переступая через сугробы.
В ботинки начал засыпаться снег,
— Это здешний климат, — пояснил он. — На половине островов — зима, на половине — лето, а на центральном, у нас — и то, и то.
Впереди ясно чувствовалась аура, но не такая бесформенная, как у неё или Джона — это было что-то простое, незатейливое, и в то же время геометрически выверенное. Ощущение распространялось по воздуху медленно и уверенно, полосуя небо треугольниками облаков. Но природа, как истинный властитель всего сущего, сглаживала их неровностью пейзажей, переливами цветного и обесцвеченного, нарастающим пением птиц и затихающим шумом пурги. Из-за туманов, как по команде, выглянуло солнце, а лес поредел — исчезли поросли низких кустов, образуя прерывающиеся прогалинами отдельные рощицы. Стало теплее, и Вайесс позволила себе скинуть плащ с одного плеча и частично заткнуть за пояс, чтобы не мешался, а оружие просто понести в руках, чтобы привыкнуть к рукояти. В этот раз она взяла двухклинковый меч вместо обычного, короткого. Она давно таким не пользовалась, но знала его повадки лучше всего, так что как только пальцы почувствовали вес, все части её собственного образа словно встали на место, делая её такой, какой она и должна быть. Это было её самое первое оружие, первое творение, кровь от её крови, продолжение каждой мысли, напитанное энергией белого мира, чернотой Пустоши и силой Фабулы. Идеал равномерности, необычности и элегантности, как часть делового костюма подходивший к лёгкому зачарованному доспеху — с этими металлическими украшениями, приподнятым воротником и наложенными друг на друга кожаными чешуйками.
Кончился последний снег, и они оказались на пустыре, посреди которого, раньше не видимая из-за деревьев, возвышалась стелла — по словам Джона, остаток какого-то древнего города, — огромный остроконечный треугольник, разрезанный посередине надвое и вершиной уходящий в самое небо. Вайесс не чувствовала от сооружения ничего, хотя должны были остаться хоть какие-нибудь отголоски эпох, но нет, оно было пустым, будто полым, и всё вокруг неё вдруг показалось таким же — не наполненным, незавершённым. Будто существовал только человек, сидящий у её подножия, человек, от которого расходились в сторону волны смертельной опасности и солнечные лучи жизни, от одного попадания которых поле зеленело и расцветало, в следующее мгновение снова опадая пожухлой травой. Фатум был настоящей неотвратимостью — непреодолимой, затягивающей, и всё вокруг, кроме него самого, смешалось в круговороте рождений и смертей, в завихрениях судеб всего живого. Он был чем-то похож на Фабулу — не внешне, конечно, но ощущением мизерности, ощущением, что ты просто песчинка в море его знаний и возможностей, всего лишь ниточка в хитросплетениях миров. Судьба изрисовала его лицо шрамами от осколков, разделив его на две непропорциональные части, сделав его тем, кем он обязан быть.
Фатум заметил их и поднялся, одной рукой опершись на стеллу, а другой снимая чёрную широкополую шляпу. Вайесс узнала её — эту шляпу — такую же она видела тогда, в детстве, и эти иголки в ушах — тоже. Волосы у него были пепельно-серые, короткие и очень неаккуратные, спадающие клоками в разные стороны. Вайесс помнила его другим — таким, как на испытании, — но сейчас перед ней был просто юноша, не намного младше её, и, если бы не перекошенное лицо, его, в отличие от Джона, можно было бы принять за обычного парня. Впрочем, ни он, ни она больше не старели, и судить было тем сложнее. Фатум шагнул вперёд, размашисто сигналя поднятой рукой, и земля под ногами содрогнулась, расходясь ударными волнами и норовя лишить равновесия — ни Вайесс, ни Фабула с места не сошли. Из-за стеллы, с разных сторон появились трое. Один — высокий блондин, у которого за спиной болтались щит и секира, а руки постоянно лежали в карманах, второй — старик с длинными волосами, одетый в какую-то религиозно-белую накидку, у которого оружия не было совсем, а третий…
— Энью… — Вайесс опасливо вскинула брови, но Джон крепко схватил руку, не давая выронить оружие.
Они все знали, каждый из пришедших сюда знал, почему они здесь, будто так всё время было предназначено, будто это — единственное, ради чего стоило прожить десятки лет. Судьба плела свои паутины, связывая друг с другом незнакомые судьбы, перемежая между собой провалы и взлёты, и всё ради этих коротких минут, ради ещё не скрещённых клинков и не сказанных слов, ради не случившихся потерь, ради пока что не побеждённых и не проигравших. Джон отпустил её руку и кивнул вперёд, так что она сделала пару шагов и быстро сбежала с небольшой насыпи, по пути откидывая в сторону мешающийся плащ. Трое сделали то же самое, избавляясь от всего лишнего и доставая оружие.