Вершители свободы
Шрифт:
– Шатр, Рудиус, я понимаю, что вы готовы в любую минуту свернуть головы своим врагам, но вы должны здраво рассудить, что армии гномов и орков не под силу справятся с ордой демонов и вражеской коалиции! Я абсолютно уверен в вашей силе и не сомневаюсь в вашей храбрости, но их количественное преимущество - вот наша беда! Нам нужна поддержка...
Наконец-то мы воочию увидели участников этого совещания, оказавшегося совершенно никаким не заговором. Создатель, так ведь этот гном - владыка подгорного народа, легендарный Рудиус Длинная Борода, а рядом с ним Шатр - вождь объединенных племен орков! А посередине, между двух грозных воинов, на небольшом стульчике, облокачиваясь на спинку, сидел Мортимер Милайский.
– Дедушка!!!
–
– Внученька!
– обнимал рыжую голову Мортимер, и я еще раз убедился в том, что даже для больших правителей мира сего семья - это главное.
– Как же я рад, что мы снова отыскали друг друга! Как я рад!..
– И я рада!
– едва ли не заплакала Антри, но вспомнив, что вокруг слишком много свидетелей столь драматической сцены, она решила пока что, на время, спрятать свои эмоции до более подходящего момента для сантиментов. Она укромно села возле дедушки и, казалось, желала насладиться его видом и реальным присутствием возле нее. Принцесса то и дело, время от времени хотела высказать дедушке что-то сердечное, но годы, проведенные за изучением тактичного поведения, не позволяли сделать жест теплоты в сторону самого близкого ей человека.
Осознав это, Мортимер с всепонимающей улыбкой обратился к своим собеседникам и попросил сделать перерыв и перенести на "более вечернее" время их беседу. В ответ орк и гном засуетились, пытаясь скрасить некорректность своего поведения (ведь можно было и раньше догадаться, что они являются лишними), и поспешно удалились, раскланявшись и наговорив Антри множество путаных комплементов. Действительно, сцена была весьма забавной, и мы все от души повеселились после их ухода.
Принцесса Милайская, окончательно обуздав все свои эмоции, но пребывая в хорошем расположении духа, откровенно, не заботясь более о правилах холодного тона, начала весьма длинный рассказ. Она вспоминала полет на грифонах, встречу с Салешем в Фае, плен у Георга, нападение Грашалиса, время пребывание в столице наг, Великое Древо, Ша-Гаину и войска дроу, маленького Лэна, полет на дирижабле, кульминацией ее повествования была важная просьба короля Максимилиана, а концовкой - упоминание об ужасной дороге в Инфорио. Дедушка внимал каждому сказанному слову внучки, все "наматывая на ус". Лишних вопросов мудрый правитель Милая не задавал, и единственное, в чем он, призадумавшись, так и не смог разобраться, был занимательный для всех вопрос: как именно удалось Белль так долго быть не пойманной. Но скорее всего, это был риторический вопрос и для всех нас. Признаюсь, рассказчик из Антри вышел славный. Никто из ребят попросту не смог бы передать всю глубину эмоций, переживаний, которые происходили с нами в течение пути.
Урахэй, кстати, тоже был заинтригован, но все происходящие с нами было для него не больше чем эпический роман с элементами мистики, в котором мне, Эларе и Грашалису, отводилась лишь художественная роль, а вот в жизни не было никакой необходимости обращать внимание на тройку персон меньшей масти. И когда при очередном сюжетном эпизоде заносчивый принц удостоил нас чести, - признав наше реальное существование!
– задав пустячный вопрос, я, во всяком случае, был польщен.
А вот Элару и Грашалиса вопрос относительно факта их бытия в фокусе внимания Урахэй интересовал мало. Они сами находились где-то в потустороннем мире, куда доступ был воспрещен для кого-либо из ныне присутствующих, и чем меньше людей их воспринимали, тем для них же было лучше.. Странно, не замечал раньше за Эларой, которую я знаю дольше всех в нашей "разномастной" компании, особой отрешенности от мира. Ну, даже если и замечал, то не настолько глубокую и длительную, и уж явно не имеющую никакой связи с молодым человеком!..
Выслушав всю исповедальную историю внучки, Мортимер задумался. Его лицо еще глубже начали бороздить морщины проникновенных мыслей.
Мы все интуитивно желали стать вдруг маленькими миниатюрками, проникнуть в сознание мыслителя и стать свидетелями напряженной работы его дум. Будто прочувствовав наши намерения, пускай и далекие от реального воплощения, правитель покинул свой внутренний мир и обратился к нам, вернее к той, которая была в ракурсе его сосредоточенного внимания.
– Знаешь, дорогая, вот о чем я, было, тут подумал... А ты изменилась с того момента, когда наш тихий мир на острове Милая рухнул. Да, невзгоды ожесточили тебя, сделали более воинственной и резкой, но, к сожалению, для нынешнего времени это необходимый опыт. Слушая твое повествование, я дивился, как умело ты стала разбираться в политике, как легко управляешь соотношением ценностей в зависимости от ситуации, придаешь, казалось бы, недопустимого окраса с точки зрения моральной прерогативы разным своим поступкам. Мне тяжело это признать, но для меня это уже непостижимо, и не потому, что я стар, а потому, что сознание этого не разрешит, оно не допустит действий, которые противоречат законам его морали.
– Теперь пришло время великих переворотов, а если быть более правильной, то пришло время войны. Без четких уставов политики и морали. Тут решается судьба не государства, а сохранность порядка в нашем мире!
– Вот-вот о чем и я... Исходя из всего этого, я пришел следующему весьма целесообразному решению... Завтра на собрании всех участников военной коалиции Милай будешь представлять... ты! В тебе течет молодая кровь Милая, и именно ты должна его отстоять! Я верю своей доблестной наследнице, дорогая...
В воздухе повисла немая тишина, наполняющаяся ответственностью принимаемого решения. Лицо Антри укутал холодный мрамор, не пропускающий ни единой мысли на поверхность. В принцессе просыпался маленький гений, интуитивно нащупывая туго сложенные крылья, для которых когда-то настанет время парить. Обретя внутреннее согласие, достойная наследница своего мудрого родича гордо прорекла:
– Я все сделаю, дедуль! В лучших Милайских традициях!
Потом тихонько подошла к старику и ласково поцеловала Мортимера в щеку.
Вот, казалось бы, и завершили дела государственной важности. Но почему-то нашего чтимого собеседника не покидал задумчивый вид. И судя по всему, он намеревался продолжить нить важных сообщений. Только теперь объектом его внимания стала не любимая внучка, а кто-то из нас, от чего всем стало не по себе... Каково же было наше всеобщее удивление, когда он обратился к ничего не ожидающему, беспечно спрятавшемуся в свои потайные мысли... Грашалису!
– А теперь я бы хотел поговорить с этим юношей...
– явно неловко чувствовал себя правитель, не имея возможности обратиться к брату "человек".
– Грашалис, верно?
– Да... Меня зовут Грашалис...
– еле слышно отозвался двоюродный брат, удивленный и в то же время взволнованный таким неожиданным вниманием к своей неприметной персоне со стороны Мортимера Милайского.
Словно через пелену гипнотизирующего взора Мортимера, окончательно растерявшись, Грашалис едва смог услышал вопрос:
– Скажи мне, ты, и вправду, носишь на шее кулон Ашакау?
Немного осмелев, предполагая, что вопрос касается обыденных вещей, он не задумываясь ответил: