Версты
Шрифт:
Зам-заведующий ничего не имел против — « памятник исторический» ?— но заведующий, с ним не очень поговоришь.
«Ваша религия опиум для народа!».— уперся и никаких.
Так и пошли.
Я видел в окно — побежали! затравленные.
Откровенно говоря: столкнуться ночью на пустыре с таким — ей Богу, бросится кусаться.
Из Яффы шел пароход в Ликию — ото все были паломники от святой земли в Миры к Николаю-чудотворцу. На Кипре села какая-го — я очень хорошо помню: высокая, очень худая и страшно бедно одета,
Помню еще капитан, обходя, спросил:
«Чего везете?»
Должно быть, он думал, что какое-нибудь особенное вино.
«Масло святителю Николаю!» — сказала она сухими губами и в первый раз посмотрела.
А. РЕМИЗОВ
И я увидел, она совсем еще молодая — да, это верно, как старшая дочь.
Верно на сердце у нее большая обпда, и вот почему это масло, в этом масле в лампадке все сожжется — прпмет Угодник! — тогда и заплачет, такие не плачут, и голос будет другой — с этой обидой сгоришь!»
И я все следил за ней.
Я ехал весь путь от самой Яффы и все было хорошо — погода хорошая, ветерок продувает — и никаких ссор всю дорогу, не спорили, не задирали, мирный народ — и осталось-то всего ничего, на утро и приехали! да вдруг как загудит. Ветер! а море вцепилось зубами, ну, никуда.
Все, сколько нас было, все мы на палубу, кричим, вопим: «или неугодно?» — «и неужто Угодник допустит?» — «ведь к нему же едем на его могилу!» И та тут же с нами, стиснула зубы, бутылку свою прячет, бледная такая — зелень!
Покричали-покричали, а легче не стало, так и швыряет — стали мы на колени, скрестили руки и ждем —- конец.
Да ка-ак грохнет — все небо упало — и все мы, кто как стоял, так и ткнулся. И сколько прошло, не скажу, только очень тихо стало
— а открыли глаза — и свет, белый такой свет, лодка плывет, а в лодке старичок и лодку волной, как кони катят, прямо к пароходу.
И слышим голос — после грома-то человечий голос так прямо в душу:
«Чего это вы, горемыки, бушуете?»
«Милостивый Никола, — отвечаем, — не мы бушуем, море нас топит.»
Он к капитану:
«Послушай-ка, — говорит, — у тебя там пассажирка масло везет, конфискуй ты у нее бутылку — бутылку! (повторил) а ее не тронь, слышишь!»
Капитан: кто? где?
А я ему тихонько: вон-эта, говорю у! что море и глаз не
подымет, а и через жжет, не подступись! Ну, капитан, ему чего, этот
— рукой под платок ей — и бутылка в руках.
И с бутылкой к лодке. «Нате, дедушка, эта самая?»
Взял старик бутылку, подавил пальцем пробку, покрепче чтоб, перекрестплся —
Все так и присели — огнище!!! море горит! все море! и скачет! по зелепи красные кони! песьп языки лижут — и сини и черны! — глазам ужасно. И пошел такой удушливый запах.
А когда рассеялось — и нет ничего: ни старика, ни лодки. Бросились искать: «кто вез бутылку?» — «кто вез бутылку?» А я понимаю — куда уж! — найдешь!
Воображаете: что б это было!
– - маслица такого в лампадку? — да не только Миры, полмира разнесло бы в куски.
Алексей Ремизов
11. 4. 26 Париж
РОСИЯ
1 ЦАРСКАЯ ЖАЛОВАЛЬНАЯ ГРАМОТА
1669 г.
«Русь» Слова о полку Игореве — от русской земли, но какая преисподняя и никаких-то корешков с ивановской «Русией» — с русским Домостроем и Стоглавом — с Русией, завершившейся «Росней» (с одним «с») Аввакума, протопопа всея Роснн; а за Росней идет
«Россия» (о двух «с») Лесков, Розанов, а там поперла вся за-
зеленелая «Рос-с-е1я».
«Русь» — археология ((Китеж?), «Роспя» — современно.
«Росию» высказал Аввакум, грамоты п писцовые выписи: Аввакум —? проговоря на «о» (нижегородец да и протопоп!) с московским защелком (аллитерацией) медведчика-гудца (родной брат Даниила Заточника); грамоты — выпевая знаменным догматиком с окриком по «Уложенью»; выппси — деловым кудрявым «столбцом».
В 1654 г. нарушен «вечный мир» (1634 г.) с Польшей, Росия пошла воевать :
за Божьей помощью —
молитвою, надежды христианские, Пресвятые Богородицы —
взяв, непобедимое оружие, святый и животворящий крест Господен —
царь своею государскою особой — с царевичи: грузинским, касимовским, сибирскими — с боярами, воеводами и ратными людьми.
В 1667 г. война кончилась (Андрусовское перемирие, заключенное Афанасием Лаврентьевичем Ордин-Нащокиньш с товарищи) — вернулись с победой:
милостью всесильного Бога —
заступлением, надежды христианские, Пресвятые Богородицы —
молитвами московских^ чудотворцевъ: Петра, Алексея, Ионы п Филиппа —
а царя и детей его государских счастьем. Тут уж не сказ, а величание, за которым следует окрик по Уло-женью:
« а в той вотчине он, Макарей Чириков, дети его
и внучата и правнучата, по нашему царскому жалованью, вольны и продать и заложить и в приданые дать, а в монастыри тое вотчины по душе не отдать!» Макарий Григорьевич Чириков, участник в войне с Польшею, получил в Луцком уезде (отсюда «лучении») в вотчину поместье — 170 четвертей (85 дес.) — царь пожаловал «по своему царскому милосердному осмотрениго» за его службу к «нам, великому государю царю и великому князю Алексею Михаиловичу, всея великие и малые и белые России самодержцу, и к нашим государским благородным чадом, и ко всему Московскому Государству», в роды «неподвижно».