Вертолёт
Шрифт:
Уткнувшись носом в собственные колени, он спал, когда его разбудили легким прикосновением.
– Вставай, соня. Все на свете проспишь.
Над Южиным стоял капитан Чибрин. Рядовой вскочил. От резкого перехода из сна в бодрствование у него слегка закружилась голова.
– А где лейтенант? Что с Матвеем?
– Оба дышат, не гоношись. Матвея кот крепко помял, ребра малость погнул, но жив... Вовремя подоспели.
– Лейтенант...
– Лейтенант-бедолага всю кухню излазил, тебя разыскивая. Ты тут так свернулся, что поначалу
– Там была женщина, мыла посуду.
– Была да сплыла. Мы тут одни пока. Серега реквизировал пару конвертов, листочки из блокнота. Грифель отломил от карандаша. Так что собирайся, будем писать письма.
– Письма?
– А ты как думал? Пора подавать о себе сигнал. Не век же нам лилипутствовать, - Чибрин внимательно оглядел Южина.
– Ты-то сам в порядке?
– Вроде да, - Южин стеснительно пожал плечами.
– Тогда вперед!
– подавая пример, капитан первым ухватился за нить.
Поверх носилок настелили маскировочных халатов, и все же Матвею было неудобно. Ныл он, однако, об ином.
– Не поверишь, капитан, за всю мою жизнь у меня было всего три женщины. Три жалких женщины у меня - у Матвея Косыги!..
– Бог любит троицу. Переживешь.
– Тебе легко говорить! У самого, небось, и семья и детей полон рот...
– Дочка, - лицо Чибрина на мгновение осветилось.
– Вот видишь! А что останется после меня?.. Я и с теми-то подружками - так, как говорится, самым несерьезным образом. Одну только и помню по имени.
– Слушай! Чего ты ноешь?
– Чибрин разозлился.
– Кажется, ребра целы, ноги с головой тоже, - чего тебе еще надо?
Матвей обиженно смолк. Вполголоса пробурчал:
– Тебе бы на мое место...
– Не каркай!
– ответствовал капитан. На Матвея он, как и все остальные, перестал обращать внимание, едва убедившись, что жизни сержанта ничто не угрожает. Сам Матвей испытывал серьезные сомнения по этому поводу, но к опасениям его приятели не прислушивались. Даже добросердечный Ваня Южин отмахнулся, сказав:
– Кот - это что!.. Вот я брякнулся на подоконник - это да...
Подобное невнимание не было причиной людской черствости. Всех взгоношил Константин. Горячечно шагая между вертолетом и деревянной штакетиной, на которой красовались метки, знаменующие рост людей, он нервно тер виски и пытался рассуждать вслух.
– Ясно пока одно: это не хаос. Если бы все шло вразброд, автоматы бы не стреляли, а двигатель вертолета давно бы развалился к чертям. Там уймища передач, поршней, цилиндров... Значит...
– майор заглянул в блокнот, усеянный десятками цифр.
– Значит...
– Кое-кто из нас явно подрос. И не только кое-кто...
– Но и кое-что!
– вскинул палец Константин.
– И это говорит очень о многом! А в первую очередь о том, что у нас появился шанс,
– Может, он с самого начала был? Шанс этот? Был, только мы его не замечали?
– Возможно... Вполне возможно, - изучая свои записи, Константин делал мысленные прикидки.
– Нет, никак не могу ухватить гидру за хвост. Чую, что где-то она совсем рядом, а ухватить не могу.
– Давай рассуждать сообща, - предложил Сергей.
– И вслух, хорошо?
– Ну.
– Что, ну? Докладывай о своих соображениях, а мы поправим, если что, - оператор обратился к капитану с Южиным.
– Семь автоматов, так? Три точь-в-точь одинаковые, а с четырьмя какая-то неразбериха. Разница - и разница явная. Патроны от одного не подходят к другому и так далее... Теперь о нашем собственном росте. Я был метр восемьдесят - возьмем за римский эталон, так? И что же тогда выходит? Костя каким был, таким и остался, а вот вы двое и этот нытик...
– Сам ты нытик, - Матвей ругнулся.
– Я, между прочим, и до армии был дылдой, а в армии еще подрос. Метр восемьдесят шесть, - пусть вон майор запишет.
– Ты ладно! С тобой разговор особый, а эти друзья вполне официально измерились возле штакетины. И что вышло? Капитан был одного роста со мною, а стал на пару пальцев выше. У Южина то же самое.
– Нам бы еще этого орла измерить, - Чибрин кивнул на Матвея.
– Так сказать, для полной ясности.
– Ну и что? Предположим, стал он метр девяносто, - говорит нам это о чем-нибудь?
– Растем понемногу, - неуверенно и с надеждой пробормотал Ваня Южин.
– Это вы растете! А мы нет!
– выкрикнул оператор.
– Надо же думать! Анализировать! Вдруг все с самого начала так и идет? Я имею в виду - после той молнии. А мы тут распустили слюни...
– Исключено!
– твердо возразил майор.
– С самого начала такого разброса не наблюдалось.
– Но мы же ничего не измеряли.
– И не надо. Если бы трансформация вертолета характеризовалась столь существенными девиационными неравномерностями... То есть, я хочу сказать, если бы была допущена хоть малейшая погрешность в пропорциях машины, мы бы уже давно рухнули. Но этого не случилось. Стало быть, и машина, и все, что в ней находилось, уменьшилось одинаково. Один и тот же закон, один и тот же коэффициент подобия.
– Тогда почему мы наблюдаем обратное?
– оператор красноречиво обвел рукой разложенные на крыше автоматы, фляги, противогазы, штык-ножи и прочее солдатское барахло.
– Значит, происходит нечто, чего мы пока не замечаем. Возможно, субстанция, из которой состоят наши тела, оружие и одежда, находится в неком неустойчивом состоянии. То есть, как ты говоришь, я пытаюсь анализировать вслух. Разумеется, это только гипотеза... Если наполнить баллон сжатым газом, равновесие будет нарушено. Объем А превращен в объем Б, но лишь до поры до времени. Стоит сорвать свинцовую заглушку, и объем Б вернется в исходное состояние.