Верум

Коул Кортни

Тридцать минут спустя наш автомобиль все еще скользит по извилистой ленте дорог, но вдалеке я, наконец-то, вижу крышу, шпили и башни, пробивающиеся сквозь деревья.

Дэер шевелится, открыв глаза, и я знаю, мы почти на месте.

Я выгибаю шею, чтобы рассмотреть. Когда же я вижу, то ошарашена настолько, что не передать словами, настолько, что у меня перехватывает дыхание.

Это не может быть дом моей семьи.

Он огромный, богатый, жутковатый.

Он древний, каменный, прекрасный.

Высокая каменная стена

простирается в обоих направлениях настолько далеко, насколько я могу видеть, охватывая собственность, подобно зловещему одеяльцу. Она настолько высокая, такая массивная, и на одну короткую секунду я задаюсь вопросом, предназначена ли она удерживать людей снаружи… или удерживать их внутри.

Глупость, знаю.

Когда мы съезжаем с дороги, большие кованые ворота, как по волшебству, открываются перед нашей машиной, словно их распахнули невидимые руки. Клубы дымки и тумана поднимаются от земли и клубятся сквозь ветви деревьев, наполовину скрывая все, что находится за воротами.

И хотя территория зеленая и покрыта пышной растительностью, здесь есть что-то тяжелое, что-то мрачное. Это больше, чем почти постоянный дождь, больше, чем облака.

Что-то, чего я не могу полностью определить.

Меня охватывает странный страх, когда автомобиль проезжает через ворота, и мы движемся в сторону чего-то скрытого. И в то время как «нечто скрытое» - это всего лишь дом, он ощущается чем-то намного больше, как-то зловеще и почти угрожающе.

Проезжая, я улавливаю сквозь ветви его проблески, и каждый проблеск приводит меня в замешательство.

Крутая двускатная крыша.

Колонны и шпили и мох.

Дождь капает с деревьев, на машину, на подъездную дорожку, и все мерцает приглушенным светом.

Тут очень сыро и серо, и слово, постоянно крутящееся в моей голове, - это готический.

Готический.

Несмотря на всю красоту и экстравагантность, он все же выглядит несколько устрашающе.

Я считаю удары, пока мы приближаемся к дому и я досчитываю до пятнадцати, прежде чем лимузин, наконец, останавливается на верхней части гигантской круговой дорожки из булыжника.

Дом перед нами сделан из камня, и он простирается настолько далеко, насколько я могу видеть. Окна темные, разных размеров, разной формы.

Холмистые, ухоженные газоны, огромный особняк, утопающие в зелени сады. Штормовые облака грохочут за массивным домом, и ясно одно. Зловещее или нет, это поместье – роскошное, мягко выражаясь.

– Моя семья богата? – тупо спрашиваю я.

Дэер поглядывает на меня.

– Не в том, что главное.

Он замолкает, и между нами канат, притягивающий нас друг к другу, но в тоже время, обматывающийся вокруг нас, удерживая нас порознь.

– Калла, не ослабляй бдительности, - быстро добавляет он. – Это место… оно не то, чем кажется. Ты должна…

Джонс

открывает дверцу, и Дэер резко прекращает говорить.

Я должна что?

– Добро пожаловать в Уитли, - говорит мне Джонс с легким поклоном. Мы с Дэером вылезаем и неожиданно, я начинаю нервничать.

Я в чужой стране, готовлюсь к встрече с семьей, состоящей из незнакомых людей, и я ничего о них не знаю.

Страшновато.

Дэер слегка сжимает мою руку, и я позволяю ему. Потому что здесь я одинока.

Здесь Дэер – единственное, что мне знакомо.

Здесь он единственный, кто знает меня.

Джонс с нашими сумками идет первый, и прежде, чем мы подходим к передним дверям, они открываются, и на пороге стоит маленькая сморщенная женщина. Она слегка согнута, едва ли не тростинка, с оливковым цветом лица и волосами, полностью обернутыми в яркий шарф, скрученный на макушке. На вид ей можно дать лет сто.

– Сабина! – Дэер приветствует пожилую женщину теплыми объятиями. Рука маленькой женщины обхватывает его, а ее голова едва ли достает до его груди.

– Добро пожаловать домой, мальчик, - произносит она глубоким серьезным голосом. – Я скучала по тебе.

Дэер отстраняется и поглядывает на меня. И я вижу по его лицу, что Сабина – важна. По крайней мере, для него.

– Это Сабина. Она была моей няней, пока я рос. Да и няней твоей мамы тоже. Сабина, это – Калла Прайс.

Сабина пристально глядит на меня, с любопытством, с сожалением.

– Ты – вылитая мать, - говорит она мне.

– Знаю, - отвечаю я ей, и мое сердце ноет, потому что мама мертва. – Приятно с вами познакомиться.

Я протягиваю руку, но она хватает ее, вместо того, чтобы пожать. Склонившись, она внимательно рассматривает ладонь, ее лицо всего лишь в нескольких дюймах от нее. Она сжимает крепче, не желая отпускать меня, и я чувствую, как мой пульс бешено скачет под ее пальцами.

Пораженная, я жду.

Не знаю, что еще делать.

Маленькая женщина на удивление сильна, ее хватка удерживает меня на месте, пока она что-то выискивает на моей руке. Она проводит по венам и выступам, ее горячее дыхание обдает мою кожу. Ее лицо настолько близко к моей ладони, что я чувствую каждые ее выдох.

Если бы Финн был здесь, он бы прямо сейчас очень сильно смеялся.

Но его нет, и поэтому нет никого, с кем разделить это веселье, поскольку, несмотря на то, что хоть Дэер и желает, чтобы это было не правдой, он вписывается сюда. Он один из них, я же – нет.

Сабина неожиданно отпускает мою руку и выпрямляется.

Ее глаза встречаются с моими, и в них я вижу тысячи жизней. Они темные как обсидиан, и в отличие от большинства стариков, ее глаза не затуманены возрастом. Она пристально всматривается в меня, и у меня такое чувство, что она буквально просматривает мои мысли и глядит мне в душу.