Верум
Шрифт:
– Ладно. Я вымотался, так что собираюсь немного вздремнуть перед ужином. Советую тебе сделать то же самое. Ты должно быть устала.
Я киваю, потому что он прав, я совершенно вымотана. Он уходит, и я остаюсь одна в длинном тихом коридоре.
Я делаю шаг в сторону спальни, потом еще один, но хоть убейте, не могу, кажется, повернуть дверную ручку. Что-то оседает вокруг меня – страх – думаю, и я просто не могу этого сделать.
Взгляд на лице Элеонор всплывает в моей голове, то, как она рассматривала меня, и я не могу дышать. Что-то давит на
Знаю, это не имеет никакого смысла.
Что-то тянет меня.
Оно затягивает меня прямо в старую комнату мамы.
И там я сижу, окруженная ее воспоминаниями.
ГЛАВА 4
Комнаты мамы такие же роскошные, как и остальная часть дома. Здесь нет детских постеров, приклеенных на стены, никаких подростковых красавчиков, нет розовых телефонов или плюшевых подушек.
Апартаменты тщательно оформлены громоздкой не совсем белой мебелью и серовато-зелеными стенами. Кровать – массивная, покрытая толстым слоем одеял, все серовато-зеленое, все успокаивающее.
Но это не комната ребенка, или подростка, или даже молодой женщины.
Ей не хватает молодой энергии.
Но я все равно ощущаю ее здесь.
Каким-то образом.
Опустившись на кровать, я замечаю, что окружена окнами.
Все вдоль одной стены, они простираются от пола до потолка. Они пропускают в комнату умирающий вечерний свет, и я ощущаю себя незащищенной. Поднявшись на ноги, я задергиваю шторы.
Я чувствую себя немного защищеннее, но не намного.
Мои чемоданы сложены внутри двери, так что я приступаю к распаковке. Я убираю свитера, отношу свои туалетные принадлежности в раскошную ванну, и пока я стою на мраморной плитке, я представляю здесь маму.
Она любила хорошие ванные, а эта ванна достойна королевы.
Я представляю ее лежащей здесь и читающей хорошую книгу, и на глаза наворачиваются слезы.
Она умерла.
Я знаю это.
Я распахиваю дверцы шкафа, и на мгновение, очень короткое мгновение, клянусь, что улавливаю аромат ее духов.
Она носила один и тот же аромат столько, сколько я ее знаю.
В этой гардеробной есть полки, и на одной из них я вижу флакончик Шанель.
Ее аромат.
Я прижимаю его к себе и вдыхаю, и он обрушивает на меня бурю воспоминаний. О смеющейся маме, ее выпекании печенья, о ней, улыбающейся мне поверх своей книги.
С горящими глазами я ставлю флакончик обратно.
Это ничему не поможет.
Я развешиваю рубашки и свитера.
Раздается стук в дверь и в комнату с подносом входит Сабина. С чайником и чашкой.
– Я принесла тебе чаю, - тихо говорит она мне, ставя его на стол. – Он приободрит тебя. Путешествие тяжело сказывается на человеке.
Потеря всей их жизни тяжело сказывается на человеке.
Но, конечно же, я этого не говорю.
Я
Она наливает мне чашку и протягивает ее мне.
– Это поможет тебе отдохнуть. Он успокаивает.
Я делаю глоточек, и Сабина поворачивается, разглядывая мои пустые сумки.
– Вижу, ты уже распаковалась. Эти комнаты не изменились с тех пор, как твоя мама уехала.
Я держу чашку на коленях, согревая пальцы, поскольку холод английского вечера оставил их холодными.
– Почему же мама уехала? – спрашиваю я, потому что она никогда не рассказывала. Она никогда ничего не говорила о доме своего детства.
Сабина молчит, и когда она смотрит на меня, то снова заглядывает в мою душу, перебирая морщинистыми пальцами.
– Она уехала, потому что ей пришлось, - просто отвечает Сабина. – Уитли не мог ее удержать.
Этот ответ вовсе не ответ.
Хотя мне следовало этого ожидать.
Сабина садится рядом со мной, поглаживая мою ногу.
– Я тебя здесь слегка откормлю, - говорит она мне. – Ты слишком худая, как твоя мама. Ты отдохнешь и… увидишь вещи такими, каковы они есть.
– И как это? – устало спрашиваю я, и неожиданно я так сильно вымоталась.
Сабина глядит на мое лицо и кудахчет.
– Дитя, тебе надо отдохнуть. Ты угасаешь прямо на глазах. Ну же. Ложись.
Она укладывает меня на кровать, натянув одеяло до подбородка.
– Ужин в семь, - напоминает она мне прежде, чем уйти. – А до тех пор спи.
Я стараюсь.
Действительно пытаюсь.
Я закрываю глаза.
Расслабляю руки, ноги и мышцы.
Но сон не идет.
В конце концов, я сдаюсь, открываю шторы и смотрю в окно.
Вечер тихий, небо темное. Здесь так рано темнеет.
Деревья шелестят на ветру, и ветер влажный. Холодно. Зябко. Я чувствую это даже сквозь окно и потираю руки.
И вот тут мурашки пробегают по коже.
Они приподнимают волоски на моей шее,
И звезды, кажется, насмехаются надо мной.
Отвернувшись от них, я пересекаю комнату и вытаскиваю с полки книгу.
Джейн Эйр.
Подходяще, учитывая Уитли и вересковую пустошь с дождем.
Я открываю обложку и нахожу написанную ручкой надпись.
Лауре. Пусть у тебя всегда будет дух Шарлотты Бронте и храбрость следовать своим мечтам. Твой отец.
Чернила потускнели, и я провожу по ним пальцами.
Сообщение лишено нежности, но оно все равно впечатляющее.
Мой дед поддерживал маму, желающую быть независимой. Так или иначе, я сомневаюсь, что Элеонор разделяла тоже мнение.
Я усаживаюсь с книгой в кресло, открывая страницы, мои глаза пытаются поглотить слова, которые когда-то читала мама.
Но я дохожу только до той части, где Джейн объявляет, что ненавидит долгие прогулки холодными вечерами, когда я что-то слышу.