Весь цикл «Десантник на престоле». Шесть книг
Шрифт:
— А как же традиция?
— А что традиция? Мир меняется, изменяя традиции. У Александра Васильевича Суворова мощный штыковой натиск решал исход большинства сражений, но уже во время Крымской кампании это оказалось не так. Но полководцы продолжили водить солдат в штыковые атаки и как следствие — несли колоссальные потери и проигрывали раз за разом. В Средневековье крестьяне рыхлили землю вручную мотыгами. Сейчас у нас есть плуг и паровой трактор. Какой смысл нам соблюдать традицию предков и рыхлить землю вручную мотыгами? Как несложно догадаться, это выглядит довольно сатирично и глупо. С религией, да и с любой другой идеологией,
— А ты не боишься, что люди, привыкшие верить по старинке, тебя не поймут.
— Не поймут. Будут и такие. Но так ведь я и не стремлюсь охватить все население. Мне важно сколотить крепкое ядро — мощный государственный фундамент, который не смогут расшатать разнообразные вредители даже после моей смерти. А для этого нужно очень серьезно переработать идеологию и организовать полноценный аппарат для ее продвижения в массы. Ведь чего я стремлюсь добиться от рядового священника? Для своих прихожан он должен стать не только духовным поводырем, но и, отчасти — просветителем в политической идеологии государства.
— Политической? — удивленно переспросила Луиза. — Зачем?
— Одна из фундаментальных проблем государственного строительства — доведение информации до населения. Да не просто так, а с минимальными искажениями. Например, вышел новый указ, а люди ни сном ни духом. И, каким бы гениальным он ни был, его не получится реализовать, пока он не будет доведен до всех лиц, которых он касается. Люди просто не знают о нем, а если и слышали, то не до конца понимают. Я хочу превратить церковь не только в аппарат навязывания государственной идеологии, но и в некую структуру, которая всегда расскажет даже совершенно неграмотному крестьянину о его правах и обязанностях. Нужен ведь кто-то, кто будет доводить до самых низов правила игры. Да и обратную связь, через поместные жалобы и обращения, можно будет наладить. Это большая, сложная работа, требующая не только серьезной личной подготовки священников, но и железной дисциплины в организационно-административной деятельности церкви.
— А как же Бог? Ты так рассуждаешь, будто его для тебя не существует.
— Возможно, он существует, но на земле мы предоставлены сами себе и должны собственными руками творить будущее. Свое будущее. Конечно, всегда есть место чуду, но надеяться на него, мне кажется, совершенно неправильно.
— Как-то все получается… — недовольно покачала головой Луиза.
— Что, не нравится? — улыбнулся Александр. — Вот так дела и делаются. Никакой духовной составляющей, никакой мистики, один сплошной функционализм. Или ты думаешь, что я решил отдать церкви Константинополь по доброте душевной?
— Это бы их очень обрадовало, разве нет?
— Меня мало волнует этот вопрос. Дело в том, что подобным шагом я сосредотачиваю все ядро учебного и административного аппарата церкви в одном месте. Так за ними проще следить и легче контролировать. Как там говорил Гете, не помнишь?
— О чем именно?
— Хм. Нет рабства безнадежнее, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков. Константинополь для них фактически золотая клетка, которую они жаждут.
— А ты уверен, что они тебя не обхитрят? — Луиза озабоченно посмотрела на Александра. — Там ведь люди непростые собрались.
—
— Почему они идут на все это? Разве они не понимают, что ты их загоняешь в ловушку?
— А у них есть выбор? — Александр улыбнулся. — Я даю им вкусную приманку и медленно, аккуратно загоняю в волчью яму. Главное, методично и не спеша проводить реформирование системы. Чтобы изменения шли постепенно и маленькими порциями, не вызывающими сильных реакций отторжения. Кроме того, в ходе этой постепенной реформы я планирую совершенно обновить весь аппарат церкви. Люди, которые работают там, должны обладать безупречной, кристально чистой репутацией, причем не только на бумаге, но и на деле. Ведь они станут наковальней для формирования нового имперского мышления у подданных России как старых, так и новых, — несколько пафосным тоном сказал Александр, потом на несколько секунд замолчал, улыбнулся и спросил: — Ты все еще хочешь заниматься религией?
— Честно говоря, не очень. Под ковром бульдоги выглядят не так красиво, как казалось издалека.
— Это политика. — Император ухмыльнулся и обнял жену. — Здесь все дурно пахнет, если поковырять. Поэтому глянец и потребляется в столь необъятных количествах. Но иначе дела делать совершенно невозможно. Цинизм и расчет нам заменяют душу. Увы.
— Ужас… — Она с искренней жалостью посмотрела на мужа.
— Вариантов, к сожалению, нет. Или так, или никак. Все остальное — лишь фасад и иллюзия. Глянец, которым закрываются реальные причины, следствия и интересы. — Александр сделал паузу, взял жену за плечи и развернул к себе. — Ты все еще хочешь заняться чем-нибудь? Или я отбил тебе всякое желание своими рассказами?
— Конечно, только…
— Менее грязным?
— Да.
— Я сейчас подготавливаю реформу начального образования, планируя сделать его бесплатным, обязательным и повсеместным. Ты хочешь поучаствовать?
— А что мне нужно будет делать?
— Мне нужен будет кто-то, кто сможет контролировать ход подготовки данной реформы, а потом ее курировать в качестве главного проверяющего. Будешь ездить по стране и наводить ужас на нерадивых исполнителей.
— Это намного интересней.
— Значит, на этом и решили, — улыбнулся Александр и хихикнул.
— Что ты смеешься?
— Да так, одну историю вспомнил, — продолжая улыбаться, сказал Император, прокручивая в голове веселый анекдот про Ленина и Надежду Константиновну Крупскую и пытаясь сообразить, в какой редакции его можно рассказать супруге.
Глава 13
Январь 1871 года. Дальний Восток
— Итак, что у нас есть? — Голицын прохаживался по кабинету своей скромной резиденции в Хабаровске перед сидящими помощниками. — Как мы займем эти земли?