Весь цикл «Десантник на престоле». Шесть книг
Шрифт:
— Мы же много раз вам говорили…
— Я вам не верю!
— Яков Николаевич, вы же знаете, что любое терпение имеет предел. Если вы не прекратите препираться, то будет дан приказ на… — следователь скривился, демонстрируя свою неприязнь к тому, чем ему придется заниматься. — Как думаете, долго вы продержитесь?
— Будете бить? — С плохо скрываемым отвращением спросил Яков Николаевич.
— Боюсь, что к вам применят особые методы, — бывший начальник Имперской контрразведки побледнел и внутренне как-то поджался. Потому как отлично знал, что под этими методами подразумевалась интенсивная психологическая ломка
Яков Николаевич попытался что-то возразить, но не смог. Лишь рот беззвучно открылся несколько раз.
— Вот видите. Вы отлично понимаете, что вас ждет, в случае, если вы откажетесь сотрудничать со следствием. Рано или поздно мы узнаем все. Понимаете? — Следователь был предельно вежлив и сдержан. Допросы шли уже неделю. Тихие, аккуратные и тактичные. С первого взгляда даже и не скажешь, что за Троицкого взялись основательно. Но он сам отлично понимал, что в его ведомстве ничего просто так не делают.
В дверь постучался и вошел поручик. Положил на стол папку и, шепнув на ухо следователю несколько слов, удалился из кабинета. Быстро просмотрев бумаги…
— Так-с, — чуть ли не потирая руки от удовольствия, сказал Клим Егорович. — Вот видите, как все упростилось…. Это акт обыска вашего московского особняка и нижегородской резиденции. И, судя по тому, что сотрудники вашего бывшего ведомства смогли найти, проблемы теперь не только у вас, но и всех ваших ближайших родственников. К актам прилагается калькуляция стоимости имущества, в том числе предметов роскоши, и справка о доходах за последние десять лет. Вам озвучить сумму, которая является традиционно интересной для нашего ведомства?
— Озвучьте, — уже намного спокойнее сказал Троицкий. Впрочем, Клим Егорович просто положил перед Яковом Николаевичем последнюю страницу калькуляции, предоставив возможность самому все прочитать. Троицкий отреагировал далеко не сразу, перечитывая несколько раз этот клочок бумаги, который пахнул на него леденящим ужасом смерти, причем не личной, а куда более жуткой — такой, при которой с тобой в Лету уходят все близкие тебе люди. После последнего прочтения, он на несколько секунд завис, а в его голове пронеслась мысль: «Конец! Это конец… так глупо…». После чего поднял глаза на следователя и спокойно спросил: — Что вы от меня хотите?
— Как я уже ранее говорил — признаний. Нас интересует происхождение денег и предметов роскоши, которые обнаружили в ваших особняках. Кроме того, в ходе анализа деятельности нашего учреждения за последние годы, было обращено внимание на серию несчастных случаев, расследование которых было закрыто вашим личным распоряжением.
— Ха! Так вы хотите повесить на меня убийство Путилова? — Холодно поинтересовался Троицкий.
— Зачем нам на вас что-то вешать? — С мягкой, доброй улыбкой произнес Клим Егорович. — Одной этой папки достаточно, чтобы Император подписал приказ о вашей казни. Впрочем, убежден, что стезя добровольно-принудительной помощи нашим медикам не избежит и ваших ближайших родственников. Например,
— Пугаете… — усмехнулся Троицкий.
— А вы не верите? — С невозмутимым лицом заявил Клим Егорович.
— Почему же? Верю. Вы выполните приказ, даже не поморщившись. Боже… с кем я работал! Палачи!
— Поюродствовали? А теперь давайте перейдем к делу. Вот записка Михаила Прохоровича за личной визой Его Императорского Величества.
— Я рад за Кривоноса. Раньше он и мечтать о подобном не мог, — скривился Троицкий.
— Яков Николаевич, вы же любите своих детей и не желаете им зла? Ведь так?
— Согласно законам Российской Империи по указанной вами сумме нетрудовых доходов… в общем, и меня и всех моих близких ждет долгая и мучительная смерть.
— Его Императорское Величество по прошению Михаила Прохоровича заменит наказания более мягкими для вас и ваших близких.
— Насколько мягкими?
— В случае если вы будете сотрудничать со следствием в полном объеме, не стремясь ничего утаить, и дадите исчерпывающие ответы по всем, интересующим нас вопросам, то вас с женой расстреляют. Детям дадут лет по пятнадцать исправительных работ с последующим разжалованием в мещан и с поселением на новых землях.
— В новых землях? — Скептически переспросил Яков Николаевич Троицкий. — Вы хотите их поселить где-нибудь в пустынях Намибии?
— Этого я не знаю. На момент освобождения их дело будет рассмотрено в общем порядке. Где будет нужда в поселенцах, туда и отправят. Согласитесь — это лучше расстрела. Там у ваших детей хотя бы будет шанс выжить. Им, конечно, реабилитироваться уже не удастся, но ваши внуки, возможно, смогут вернуть себе приличное положение в обществе. Если, конечно, уродятся толковыми и будут самоотверженно трудиться.
— Хорошо. Что касается остальных родственников?
— В зависимости от степени вины. Но от НИИ Медицины они будут защищены все. Вас это интересует?
— Расстрел? — Улыбнулся Троицкий. — Почему я должен вам верить?
— У вас нет выбора.
Яков Николаевич Троицкий задумчиво пожевал губы, рассматривая зеленую лампу, сквозь торшер которой пробивались мягкие лучи света. Лампа накаливания пару лет назад начала свое победное шествие по России, стремительно вытесняя другие способы бытового освещения в государственных учреждениях. Потом поднял уставшие глаза на Клима Егоровича:
— Хорошо. Я согласен. Что вы хотите узнать?
— Почему вы пошли на сговор с месье Алоизием Латыниным?
— Его жена сдружилась с моей Анной. Они часто встречались. Как вы понимаете, нам на подобных посиделках тоже приходилось присутствовать. Стали потихоньку общаться. В одну из посиделок я в шутку спросил его, кто портит ему жизнь. Он ответил. Я, также в шутку, пообещал подумать, как эту проблему решить. Чего по пьяному делу не скажешь? — Усмехнулся Яков Николаевич. — В общем, забыл о том разговоре. Но он не прошел бесследно, потому как, после несчастного случая с Николаем Ивановичем Алоизий принес мне в кофре очень неплохую сумму денег. И тогда я подумал: «а почему бы и нет»? Присвоил себе работу случая и приняв деньги.