Весь цикл «Десантник на престоле». Шесть книг

Ланцов Михаил Алексеевич

— В Европе всё равно грядут большие перемены и потрясения, когда основным игрокам станет не до нас.

— Но лорд Гладстон в своей речи…

— Эжен. Я снимаю перед тобой шляпу? У тебя появился неизвестный мне источник информации в штаб-квартире NATO, — улыбнулся патрон. — Но это не меняет главного: лорд Гладстон может вещать что угодно. Он может, если, конечно, настолько глуп, и сам верить своим словам, но альянс не протянет и десяти лет. В первую очередь, потому, что русскому императору невыгодно длительное существование этого уродца, а его разведка ест свой хлеб не даром. Но ты прав в одном — даже в случае развала NATO своих сил нам может не хватить, слишком уж разобщены и малочисленны сейчас организации патриотов Франции.

И главная наша задача сделать так, чтобы за ближайшие пять-семь лет людей, по-настоящему сочувствующих нашим идеям, стало не меньше пятидесяти тысяч, а каждый третий из них был бы готов не только помочь партии материально, но и поддержать восстание с оружием в руках.

— О-ла-ла! Получается, что каждому из нас придётся сагитировать почти сотню человек…

— Не только, малыш, далеко не только это, — несмотря на серьёзный тон, в глазах хозяина кабинета плясали чёртики: слишком уж ошарашенный вид имел его собеседник. — Вам придётся не столько «агитировать» новых сторонников, сколько обучать их хотя бы азам того, что постигли сами под пристальным присмотром русских.

— Но, патрон, это же невозможно! Даже если все мы сменим своё оружие на учительские сюртуки и указки!

— А ты помнишь, как тринадцать лет назад я создавал свою партию? Прошёл по кабакам и притонам в поисках авантюристов, для которых слова «Единая Франция» не были пустым звуком, и отобрал пятнадцать самых надёжных. Кстати, одного молодого оболтуса я помнил ещё по скандалу на Марсовом поле. — Усмехнулся Жан, подмигнув Эжену. — А потом начал вбивать в ваши головы то, чему учила жизнь меня самого, в том числе — в Иностранном Легионе. В первую очередь — дисциплину, во вторую — осмотрительность, и лишь в третью — здоровую инициативу. А через пару-тройку лет многим из вас, в свою очередь, пришлось стать наставниками — помнишь свою командировку в Вандею в семьдесят шестом — семьдесят восьмом годах? Там ты занимался тем же делом, создавая с нуля ячейку партии. И довольно успешно. По крайней мере, у тебя не было провалов. Именно по итогам первой самостоятельной работы ты и получил свой нынешний пост.

— Вот спасибо, патрон, — де Фюнес склонился в шутливом поклоне. — Я-то гадал: за какую провинность угодил на эти галеры. А, оказывается, то была награда… А если серьёзно, огромное вам спасибо за доверие, оказанное авансом. Тогда я ещё оставался зелёным лягушонком, пускавшим пузыри в самой мелкой луже. Именно Марсель сделал из меня человека.

— Ладно, ученик, считай, что перемена окончилась. Слушай новую боевую задачу. Тебе предстоит повторить то же, но в гораздо больших масштабах. Возьмёшь под начало всю марсельскую банду, наведаешься к своим ученикам, присмотришься к ним и их окружению и отберёшь не просто самых лучших, но тех, кто способен не только учиться, но и учить других. Всего нужно найти не менее полутораста человек, могущих стать командирами новых пятёрок. Новичков каждый из них должен подобрать сам, но под твоим контролем. Про то, что кандидаты не должны знать никого за пределами своей пятёрки, напоминать надо?

— Что?

— Не делай удивлённые глаза — тебя и так знает каждая собака. Так вот, с новичками делайте что хотите: солите, маринуйте, заставляйте печатать прокламации и развешивать на фасаде полицейского управления, но через два года они должны уметь делать всё то, чему вас научил Марсель, хотя бы — в основном. И учти — не менее половины из них должны быть готовы сами принять под команду следующих кандидатов. Задача Ясна?

— Слушаюсь, мой патрон! — Де Фюнес вскочил и с серьёзной физиономией щёлкнул каблуками. — Когда прикажете начинать?

— Вчера, — буркнул, ухмыляясь тот. — А ты, малыш, садись, разговор ещё не закончен. Есть одно непременное условие: до конца этого года ты и все отобранные тобой люди обязаны покинуть ряды «Единой Франции».

— Как, патрон… Почему?

— Почему, почему… Твои орлы мигом перебаламутят моё болото и распугают жирных

карасей, мечущих золотую икру. А если серьёзно, Эжен, то так нужно. Чтобы стать сильней мы должны временно разделиться и показать видимую слабость. Вы, ведь, уйдёте не просто так: громко разругавшись со мной за потерю боевого духа партии, ты объявишь о создании новой, держащей курс на вооружённое восстание. Все молодые и задорные уйдут с тобой, здесь же останется почтенная публика, желающая пролезть в ублюдочный парламент картонного королевства. Останется, конечно, и моя служба собственной безопасности, чтобы никто из случайных попутчиков не хватался за румпель. Со стороны это будет смотреться как окончательный дрейф «Единой Франции» в сторону соглашателей. Правду будут знать четверо: мы с тобой и наши первые заместители.

— Понятно, патрон, подробности?

— Нет, на сегодня хватит, иди отдыхай. Тебе уже показали гостевую комнату? Конкретные вопросы с названием и финансированием новой партии обсудим завтра. Тогда же и договоримся о ходе «бракоразводного процесса»: когда и в каких выражениях будем поливать друг друга грязью. Меня, например, — хозяин кабинета коротко хохотнул. — нужно будет назвать «Старым пердуном, продавшимся оккупантам за миску чечевичной похлёбки».

— Спасибо патрон, я уже разместился, — улыбаясь ответил Эжен. — . Комната та же, где я ночевал перед первой поездкой в Марсель. А насчёт «старого пердуна»… Максимум, что я смогу позволить себе в ваш адрес, это сожаления о «наставнике и учителе, уставшем от беспощадной борьбы», а о причинах ухода скажу прямо: «из-за непреодолимых разногласий с соглашательской позицией остального руководства партии». Моим людям этого будет достаточно. Доброй ночи, Жан.

— Доброй ночи, Эжен.

Когда молодой собеседник вышел, хозяин кабинета долго молчал, глядя ему вслед. Заканчивалась очередная страница жизни, завершался и очередной этап давнего задания Центра. Впрочем, окажись рядом некто, способный угадывать чужие мысли по мельчайшим движениям губ, то и тот не сумел бы понять о каких Центре и задании размышлял нынешний хозяин кабинета в старом парижском доме. Человек, взявший при окончании контракта с Иностранным Легионом звучное имя Жан Поль Бельмондо, давно привык контролировать не только слова. Внезапно возникнув на территории Франции двадцать лет назад как бы ниоткуда, он был готов так же мгновенно и тихо исчезнуть «в никуда», как только с точки зрения неведомого Центра отпадёт надобность в его присутствии здесь. Даже, если придётся оставить среди цветущих каштанов немалый кусок свой души.

Глава 68

25 июня 1886 года. Москва

Николаевский дворец. Заседание Госсовета

Александр задумчиво сидел на своем троне и смотрел на то, как вытягиваются лица его сподвижников, при чтении заготовки нового манифеста о престолонаследии.

— Ваше Им… — Поднял глаза на Александра его брат Владимир. — Но как же это? Зачем?

— А у вас есть другое решение, дорогой мой брат? Врачи говорят, что вы совершенно бесплодны. Мне Всевышним не дано сыновей, а девочек на престол сажать рискованно. И новых попыток у меня может не быть. Тянуть более неуместно. Или вы хотите ввергнуть Россию в пучину смуты после моей смерти? Или вы думаете, что враги, которых я сейчас прижал, не рискнут вновь попробовать свои силы, дабы выступить против дела нашего? Что молчите?

— Все так. Но почему вы хотите произвести отбор среди выпускников Кремлевской школы? Там ведь разные люди, имеющие далеко не самое благородное происхождение. Ваше Императорское Величество, вы правда хотите посадить на престол огромной Империи человека низкого происхождения?

— Вас это смущает?

— Меня? Нет. Что вы? — Замялся Владимир. — Но что скажут в Европе?

— Мнение Европы в наших внутренних делах меня не интересуют. И вас, кстати, тоже не должно интересовать. Это наши внутренние дела. И точка!