Весь Дэн Браун в одном томе

Браун Дэн

Машина медленно ехала по улице, и Лэнгдон, чувствуя тепло тесно прижавшейся к нему Амбры, вспомнил первые свидания с симпатичными подружками на заднем сиденье авто. Тогда я нервничал сильнее, подумал он. И это странно — ведь сейчас он лежит рядом с будущей королевой Испании в машине, которая куда-то едет сама, без водителя.

Наконец «тесла» съехала с пандуса на горизонтальную поверхность, сделала несколько медленных поворотов и плавно остановилась.

— Вы на месте, — доложил Уинстон.

Амбра сбросила коврик, села и осторожно выглянула в окно.

— Никого. — И она стала выбираться

из машины.

Лэнгдон вышел следом за ней и теперь с облегчением оглядывал просторный гараж.

— Лифты в главном фойе, — бросила Амбра и направилась в сторону спирального пандуса.

Неожиданно внимание Лэнгдона привлек странный предмет. На бетонной стене подземной стоянки прямо напротив парковочного места Эдмонда висела картина в изящной раме — живописное морское побережье.

— Амбра, — позвал он. — Эдмонд что — повесил картину на парковке?

Она кивнула.

— Я спрашивала его об этом. Он ответил: приятно, когда у входа в дом тебя встречает красота.

Лэнгдон усмехнулся. Ох уж эти холостяки.

— Эдмонд очень любил этого художника, — вмешался Уинстон. Он автоматически переключился, и его голос теперь доносился из телефона Кирша, который держала в руке Амбра. — Узнаете автора?

Лэнгдон понятия не имел, кто бы это мог быть. Хорошая акварель, морской пейзаж, ничего похожего на любимый Эдмондом авангард.

— Это работа Черчилля, — сказала Амбра. — Эдмонд часто его цитировал.

Черчилль. Лэнгдон не сразу понял, что речь идет об Уинстоне Черчилле — знаменитом английском государственном деятеле, который был не только героем войны, историком, оратором, лауреатом Нобелевской премии по литературе, но и талантливым художником. Лэнгдон вспомнил, как однажды Эдмонд процитировал этого английского премьер-министра в ответ на замечание, что религиозные фанатики ненавидят его: У вас есть враги? Отлично. Значит, у вас есть убеждения!

— Эдмонда восхищала разносторонняя одаренность Черчилля, — сказал Уинстон. — У людей редко бывает такой широкий спектр талантов.

— Так это в честь Черчилля Эдмонд назвал тебя Уинстоном? — спросил Лэнгдон.

— Да, — ответил компьютер. — Со стороны Эдмонда это высшая похвала.

Ему приятно, что я спросил про имя, подумал Лэнгдон. Раньше он считал, что «Уинстон» — аллюзия на «Уотсон». Так назывался компьютер фирмы «IBM», который в свое время победил в телевизионной игре «Рискуй!» [336] . Но, без сомнения, Уотсон по сравнению с современным искусственным интеллектом — простейший одноклеточный организм.

336

Имеется в виду игра «Jeopardy!» — «Рискуй!» (англ.). Российский аналог — «Своя игра».

— Ладно, — сказал Лэнгдон и двинулся к лифту. — Пора наверх. Надо наконец найти то, за чем мы сюда пришли.

В этот самый момент в Мадридском кафедральном соборе Альмудена командор Диего Гарза, стиснув в руке мобильный телефон, в полном смятении слушал то, что докладывала ему пиар-координатор королевского дворца Моника

Мартин.

Вальдеспино и принц Хулиан вышли за охраняемый периметр?

Гарза не мог представить, что все это означает.

Они поехали по Мадриду на машине церковного служки? Но это же безумие!

— Мы можем обратиться в службу дорожной безопасности, — сказала Мартин. — Суреш считает, что камеры дорожного наблюдения помогут нам отследить…

— Нет! — оборвал ее Гарза. — Никто не должен знать, что принц находится вне дворца без охраны. Его безопасность — самое главное для нас.

— Поняла вас, сеньор, — сказала Мартин, и в ее голосе зазвучало странное напряжение. — Тут выяснилось кое-что насчет утраченной записи телефонного звонка.

— Да-да, слушаю, — проговорил Гарза, с изумлением наблюдая за странным поведением своих агентов. Внезапно они приблизились и окружили его со всех сторон. Гарза не успел и глазом моргнуть, как они с профессиональной сноровкой отобрали у него табельное оружие и телефон.

— Командор Гарза, — с непроницаемым лицом сказал старший из них. — Мне приказано вас арестовать.

Глава 52

Если посмотреть на Каса-Мила с высоты птичьего полета, может показаться, что видишь знак бесконечности. Два черных овальных провала в крыше — открытые внутренние дворики, пронизывающие дом сверху донизу. Глубина каждого — чуть более тридцати метров, и Лэнгдон сейчас стоял на самом дне одного из них. Смотреть вверх было страшновато — возникало ощущение, что находишься не в патио, а в глотке гигантского чудовища. Пол под ногами скошенный и неровный, вверх поднимается винтовая лестница, чьи кованые перила напоминают бугристые каверны морской губки. Небольшие джунгли — вьющиеся листья винограда и парящие над перилами лестницы пальмы — словно стремятся заполнить собой все окружающее пространство.

Живая архитектура, сказал себе Лэнгдон, в очередной раз поражаясь умению Гауди наделять свои творения признаками живого организма. Он снова посмотрел вверх, его взгляд скользнул вдоль изогнутых стен «ущелья». Вязь коричневой и зеленой плитки перемежается неяркими фресками с растениями и цветами, которые тянутся к черному овалу ночного неба — отверстию на крыше дома.

— Пойдемте к лифту, — шепотом проговорила Амбра. — Апартаменты Эдмонда на самом верху.

Следуя за ней, Лэнгдон прошел вдоль стены патио. Вдвоем они втиснулись в маленькую кабинку лифта. Лэнгдон представил себе мансарду дома Мила — там, в небольшом музее Гауди, он бывал и раньше. Насколько он помнил, мансарда представляет собой темный лабиринт комнат почти без окон.

— Эдмонд мог выбрать любое место для жизни, — сказал Лэнгдон, когда лифт тронулся. — Непонятно, почему он решил обосноваться на чердаке.

— Да, апартаменты довольно необычные, — согласилась Амбра. — Но вы же знаете, Эдмонд всегда был эксцентричен.

Из лифта они вышли в изящно декорированный холл и по винтовой лестнице поднялись на верхнюю площадку.

— Нам сюда. — Амбра шагнула к узкой металлической двери без малейшего намека на ручку или замок. Этот футуристический портал никак не вписывался в общий интерьер дома — очевидно, дверь поставил сам Эдмонд.