Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
— Джадсон, где эта картина сейчас?
— В моем столе, в офисе Джей-Кей.
— Вот что я скажу тебе, парень. Ты собирался получить кусок о того, что мы получили бы, но у нас не вышло; так что теперь мы собираемся поделить то, что получил ты.
— Это кажется справедливым, — сказал Келп.
И снова Джадсон вздохнул.
— Тогда хоть я смогу сфотографировать ее?
— Хорошая идея, — Дортмундер согласился.
Тини обратился к Арни:
— Твой кореш заплатил миллион за это. Ты будешь иметь дело со страховой компанией и получишь десять
— Спасибо, — выдохнул Джадсон.
— Тем не менее, — резюмировал Тини. — Весь товар где-то там, а мы нагреемся с одной картины.
Дортмундер подумал, но решил не упоминать, что у него карманы ломятся от всяких ценных мелочей. Некоторые люди знают, как хранить секреты.
54
Интервью с Престоном Феавезером писали сорок минут, и в конце его, когда звуковик и оператор принялись упаковываться и собирать все свои многочисленные приспособления, Престон сказал симпатичной Гвен:
— Это было довольно приятно. Вы делаете всю эту историю не столь болезненной.
— Такая работа, — сказала она.
— Когда вы закончите все эти ваши дела на телевидении, — произнес он, — почему бы вам не вернуться сюда, мы могли бы чудесно пообедать вместе.
— О, я так не думаю, — сказала она.
— Я бы отвёл вас в один из лучших ресторанов в этом районе, — улыбался он ей. — Но, боюсь, небольшие проблемы юридического характера, судебные приставы и всякое такое, не позволят мне уйти из дома, по крайней мере, пока не смогу получить новый автомобиль. Но в этих ресторанах меня знают, и думаю, считают превосходным клиентом, так что будут рады прислать кое-что из меню ко мне домой. Уж точно не китайская еда на вынос. Что вы на это скажете? Небольшое приключение в пентхаусе.
— Я так не думаю, — повторила она.
— Этот вид еще великолепней ночью, — махнул он рукой на окна.
— Уверена, так и есть.
Он смотрел на нее с грустной улыбкой.
— Вы действительно решили оставить меня здесь, Гвен, в одиночестве, в моём разграбленном пентхаусе?
— Мистер Феавезер, — сказала Гвен. — Я, прежде чем прийти сюда, собрала о вас информацию и в курсе ваших маленьких юридических проблем и заботе судебными приставами. У вас просто удивительное количество бывших жен.
— А, экс-жены, — вздохнул он, отмахиваясь рукой от этих слов. — Злобные маленькие существа, лучше просто игнорировать их. Вы знаете, какие они.
— О, да, — согласилась Гвен. — Я одна из них.
Он не мог в это поверить.
— Вы принимаете их сторону?
— Я не собираюсь принимать ничью сторону, — холодно ответила она. — Готовы, ребята?
Ребята, обвешанные камерами, коробками и сумками, сообщили, что они готовы, и вызвали лифт.
Независимая Гвен кратко и холодно улыбнулась Престону.
— Спасибо, мистер Феавезер, вы дали очень хорошее
— Я так счастлив, — Престон сказал, как двери лифта открылись.
— Сэр, — вдруг обратился к нему звуковик.
— Да?
Звуковой оператор вручил ему толстый белый конверт.
— Служба судебных документов, — сказал он, — в соответствии с законами штата Нью-Йорк.
Он развернулся и вошел в лифт.
— А-а-а-а-а-а-х-х! — воскликнул Престон, и метнул конверт, но тот отскочил от закрытых дверей лифта, оставив ему на память образ удивлённо улыбающейся Гвен, когда она повернулась к звуковику и спросила: — Что ты..?
Поздно. Престон стоял, тяжело дыша, как будто пробежал милю, и уставился на ненавистный конверт на его прекрасном паласе. Наконец отвернулся.
— Алан! — закричал он. — Алан!
И Алан появился, также обвешанный сумками, как и звуковой оператор.
— О, я пропустил лифт, — сказал он, и снова его вызвал.
Престон уставился на него.
— Что ты делаешь?
— Ты мне не больше не нужен, Престон, — сказал Алан. — Наши веселые денечки на острове закончились. Я звонил, у меня там есть парочка новых предложений.
Лифт вернулся и черная женщина-лифтер, бесцеремонно заявила:
— Что-то сегодня сюда разъездились.
— До свидания, Престон, — сказал Алан, заходя в кабину лифта. — Это было все на самом деле очень забавно. Спасибо.
55
В середине сентября Дортмундер в десять вечера вошел в «Бар и Гриль». Завсегдатаи сгруппировались в левой части стойки и, склонив головы, с такими серьезными лицами смотрели на деньги, словно играли в покер. С правой стороны бара Ролло наливал выпивку, и еще чуть дальше стоял тот, ради кого Дортмундер здесь и оказался — Ральф Уинслоу.
Как только Дортмундер подошел к бару, стало ясно, что завсегдатаи вовсе не играли в покер: они рассматривали цвета на банкнотах, потому что один из них, обиженно, сказал:
— Что это всё за цвета? Деньги должны быть зеленого цвета. Говорят же: длинные зеленые, плати зелеными. А это что? Разукрашка?
— Ну, тут все равно много зеленого, — заверил его второй.
— Да? — Первого завсегдатая это не убедило. Постучав пальцем по банкноте, слева от головы Джексона, он сказал: — Вот что это здесь?
Второй изучал свою бумажку.
— Это устав, — решил он.
Первый резко глянул на него.
— Это что?
— Устав. Вот зеленый с желтым.
Дортмундеру и Ральфу Уинслоу выпили разбавленный виски в больших квадратных стаканах.
— Ну, что скажешь, Ральф?
Ральф, добродушный здоровяк с широким ртом и большим, круглым носом, был тем, с кем они должны были встретиться здесь еще в июле, когда выяснилось, что он был вынужден покинуть город на некоторое время. Теперь он вернулся, и с опозданием, но встреча может состояться, как только все снова здесь соберутся. В этот момент, он поднял свой стакан, чтобы чокнуться с Дортмундером, и лед в нем зазвенел, как далекие храмовые колокола.