Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Керенский. Укрепишь и тут же обратно. У меня министров — кот наплакал. А то что получается — у большевиков и Смольный, и райкомы, и «Аврора», и Кантемировская дивизия в резерве. А у меня полсотни девочек из экскурсионного отдела Эрмитажа и столько же очкариков-аспирантов.
Мальвина подвигает Временному правительству стаканы и бутылки с пивом.
Мальвина. Берите, контрреволюция! День твой последний приходит, буржуй.
Колобок. Александр
Керенский. Мы не представлены, молодой человек.
Колобок. Временно я командую юнкерами — по комсомольской линии. Борис Колобок.
Керенский. Нодар Яманидзе. Очень приятно. Продолжайте.
Они пьют пиво. Рядом сидит адмирал и кивает головой, намереваясь заснуть. Антипенко и Раиса Семеновна шепчутся за соседним столиком.
Мальвина достала из-под стойки военную фуражку и примеряет ее.
Колобок. Я беспокоюсь за исход штурма.
Керенский. Исход, к сожалению, один. Победа пролетариата.
Колобок. Я в этом не сомневаюсь.
В дверях появляется 3ося.
Зося. Мальвина, дай чего-нибудь попить. Я без ног — там очередь жуткая. А потом тащи эти шинели через весь город в пикапе!
Колобок. Как с садиком? Обошлось?
Зося. Взяла ее мама, взяла.
Колобок. Садись к нам. Это вот Керенский, а это адмирал Гунявый, новый морской министр.
Зося. А, наш держиморда!
Керенский(проникновенно). Я ощущаю, как вы устали, как вы смертельно устали!
Зося. Я вас знаю, вы Гамлета в Ленсовете играли.
Керенский. Да, это была удачная роль.
Мальвина. Зось, а шинели всем дадут?
Зося смотрит на Керенского, Керенский на нее, потому она отвечает не сразу.
Зося. Шинелей хватит. Вот с сапогами плохо.
Мальвина. Но ведь можно свои сапоги взять. На каблуках?
Колобок. Меня, Нодар, вот что беспокоит. Я даже к Грушеву в райком ездил. Представь себе: ночь, взбудораженная толпа на площади. Прожектора, телевизионные камеры и жалкая горстка наших девушек!
Керенский. То, что нас возьмут, это исторический факт.
Колобок. И потом ворвутся во дворец.
Керенский и Зося смотрят друг на друга глазами цвета пробуждающейся любви.
Вы не представляете, сколько мы потратили денег на реставрацию лиможских эмалей. А ведь каждую можно положить в карман.
Керенский.
Зося. Зосей.
Колобок. А зал миниатюр? Там же масса шедевров, начиная с антики, — вы когда-нибудь были в зале камней?
Керенский. Мне приятно, что я буду работать с вами.
Зося. Хоть и недолго.
Мальвина. Зось, а где форма?
Зося. В лекционном бюро.
Мальвина. Ты здесь посмотри. (Уходит.)
Керенский. На вас вся надежда.
Колобок. Ну какая может быть надежда! У нас в пушках замков нет.
Антипенко. И слава богу. Раиса, он хочет стрелять в советских людей!
Колобок. А черт его знает, в кого стрелять!
Антипенко. В райкоме лучше знают.
Колобок. Я сегодня убедился, что в райкоме, обкоме и даже в Смольном ни хрена не знают.
Раиса Семеновна. Колобок, что за выражения! Вы же матрос, вы же секретарь комитета комсомола! Кандидат наук!
Колобок. Что-то надо делать.
Зося. Я пойду домой. У мамы радикулит, а она за Дашенькой в садик ходила.
Антипенко. Чтобы завтра быть на местах в восемь ноль-ноль. Завтра решающий день.
Керенский. Ого, мне в ту же сторону. Можно, провожу? Мне выделили на сутки авто «Роллс-Ройс». Не составите компанию?
Зося. Спасибо, не беспокойтесь.
Входит Мальвина в шинели, в фуражке с черепом и встает за стойку. Керенский и Зося уходят вместе.
Картина четвертая
Кабинет секретаря обкома КПСС Ленинграда.
Начальственный стол, куда меньше декораций, но в то же время у стены лозунг «Долой министров-капиталистов!».
Стол настоящий, обкомовский, буквой «Т». Над ним — портрет Брежнева.
Выступает товарищ Свердлов — секретарь обкома Отрепьев. В стороне стоит телевизионная камера. Ее настраивают. За столом, спиной к нам, сидят еще три или четыре человека. В одном мы узнаем Грушева. Еще один — в кепке.
Свердлов. Москва поставила нам жесткие сроки. Чтобы завтра к полуночи все было взято, контрреволюция ликвидирована и городское хозяйство функционировало нормально. Так что никаких задержек. В девять ноль-ноль выходим на позиции. Тут же залп «Авроры». Кто отвечает за залп «Авроры»?