Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Зося. Для него свои, а для Эрмитажа чужие. Они же камня на камне от нашего музея не оставят.
Раиса Семеновна. Я тебя понимаю, Зося, но что ты предлагаешь делать?
Зося. Я предлагаю выполнить свой долг.
Раиса Семеновна. Какой долг? Окстись! Твой долг водить экскурсии, а не лазить, как Гаврош, по баррикадам.
Колобок. Я сегодня с утра звонил в райком. Но Грушева
Гунявый. Как работник охраны я ни одной сволочи в музей не пропущу. А как коммунист я должен сдать музей взбунтовавшемуся народу. Так что же мне делать?
Керенский. Вы не работник охраны, а адмирал русского флота. Министр морских дел в моем правительстве. Раз в жизни вам улыбнулось счастье. Отвечайте мне, где вам хочется лежать — в Пантеоне Славы или в братской могиле на загородном кладбище.
Гунявый. Понял вас, гражданин премьер-министр. Служу. Этому… самому…
До них доносится гул далекого заводского гудка. Потом к нему присоединяется еще один… И вот уже симфония заводских гудков заполняет воздух.
Мальвина. Что это?
Колобок. Я думаю — сигнал к восстанию.
Керенский. Пока — всеобщая стачка, мобилизация пролетариата… Черт побери, у кого-нибудь есть сценарий? Как можно работать без сценария?
Раиса Семеновна. Возьмите, вот, по спискам вырывали, под расписку от товарища Антипенко остался.
Керенский. Ну вот, я же говорил: в двенадцать часов дня гудки многочисленных заводов и фабрик столицы призывают пролетариат на сборные пункты, а также для получения оружия.
Колобок. А у нас до сих пор оружия нет.
Гунявый. И не будет. Я тебе как старый солдат скажу — ну кто будет вооружать классового противника? Я бы не стал.
Зося. Какой из нас классовый противник, что ты несешь, Горыныч? Это Боря Колобок тебе классовый противник? Это товарищ Яманидзе?
Керенский. Для тебя, Зося, Нодар.
Гунявый. И я тоже классовый противник. У нас ведь как — только бы вывеску повесить. Гляди, вот у тебя, Боря, на животе вывеска висит: «Мироед», «Белый генерал», «Угнетатель». Да будь ты самый что ни на есть преданный революции бедняк, смотреть положено на вывеску. Вот и мы теперь живем с вами под общей вывеской — «Контрреволюция». И хоть ты на голову встань, никому ничего не докажешь.
Раиса Семеновна. Прекратите заниматься демагогией, товарищ генерал. Партия учит нас заглядывать глубоко в души людей, а вот навешивание
Зося. Погодите, погодите, погодите! По-моему, у нас в головах все стало вверх ногами. Мне, например, сейчас все равно, какой я враг народа. Я знаю, что сегодня ночью будет большое хулиганство и, может быть, культурная трагедия.
Колобок. И никто в Смольном нас не защитит. И я догадался о самом главном — они не защитят, потому что они очень хотят повторить революцию, взять штурмом Зимний дворец и сделать залп «Авроры». Этим толстым пожилым мальчикам хочется похулиганить.
Раиса Семеновна. О ком ты говоришь, Колобок? Ты говоришь так о руководителях ленинградской партийной организации, о верных ленинцах!
Керенский. Именно потому что эти товарищи стали трижды ленинцами, четырежды ленинцами, они плевали с высокой башни на все ваши культурные ценности. Они думают, что еще много останется.
Раиса Семеновна. Я ухожу, потому что не могу присутствовать при этой идеологической диверсии! (Но никуда не уходит.)
Керенский. Когда я согласился играть роль Керенского, я думал, что это выгодная халтура, тем более что в договоре мне платят как за ночные съемки. А теперь я пришел к вам, ребята, и посмотрел на это дело другими глазами. Как вы, и я боюсь, что прав ваш Боря Колобок. В самом деле получится самый настоящий штурм! Но раз они настоящие ленинцы, то они обязаны беречь себя.
Мальвина. Значит, это будет настоящий штурм? Как будто мы рейхстаг!
Керенский. Ну не совсем рейхстаг… даже думать так не хочется.
Гунявый. Эх, молодежь, послушайте меня, старика, свидетеля трех революций и многих мировых войн. Может, они сами еще себя не знают и им кажется, что все будет по справедливости, но на самом-то деле они никакого оружия нам не дадут. Костьми лягут, но не дадут.
Зося. Но ведь мы же и они там — одна команда. Одна партия…
Колобок. А вот это мы сейчас проверим.
Он проходит за стойку буфета и набирает номер на аппарате, который там стоит.
Смольный? Смольный? Штаб революции? Вас беспокоит Зимний дворец. Вот именно, Зимний дворец. Мы желаем обсудить условия капитуляции. Зовите кто ближе из начальства. Свердлова можно. Или Сталина. Ленина в буфете видели? Давайте Ленина. В ваших руках, девушка, судьба революции! Одна нога здесь, другая — там.
Гунявый. Не дури, они ни за что не согласятся. Им слава нужна. Победа, пуля-дура, штык-молодец. А ты им игру испортить хочешь. Они, конечно, не признаются, будут об исторической правде говорить.