Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Тогда все в порядке! — улыбнулась его бабушка.
Сокольники опасались, что вращающиеся пропеллеры повредят птицам когти. Пит, как и Цолмон, был не любитель поболтать, но на «свою» тему мог говорить бесконечно. Однажды он предложил Руфусу взяться за насест Скиппи и сравнить размер своей ладони с орлиной лапой. Пальцы у птицы — если считать и длинные изогнутые когти — оказались почти такой же длины.
Не то чтобы Руфусу нравилось совать пальцы в пропеллер дрона во время полета. Лопасти у этих пропеллеров очень легкие, но крутятся быстро. Палец не сломают, но порезать могут серьезно.
Теперь
Но если цель этого «особого проекта» — возродить начатую и брошенную в Схипхоле затею по борьбе с дронами, кое-чем помочь Руфус все-таки может. Для начала может собирать обучающие дроны, единственная задача которых — чтобы орлы рвали их в воздухе: пропеллеры для них можно делать с круглыми лопастями, не столь опасными для лап атакующего орла. Так у сокольников появится возможность безопасно тренировать своих подопечных.
Впрочем, не стоит ожидать, что враги — кто бы они ни были — позаботятся сделать свои дроны безопасными для орлов. Поэтому вторую часть своей задачи Руфус видел в том, чтобы сконструировать для птиц «перчатки»: легкие, но крепкие чехлы, как в средневековых рыцарских доспехах, которые можно надеть орлу на лапы для защиты от вращающихся пропеллеров. Наткнувшись на «доспех», пропеллер останавливается, а орел обхватывает дрон лапами, протыкает когтями и крушит, словно грудную клетку какого-нибудь зазевавшегося кролика.
В эпоху до изобретения 3D-принтеров создание «орлиных перчаток» стало бы сложной задачей; теперь ничего сложного в этом не было. Более того, у Руфуса появился повод заказать 3D-принтер подороже, способный изготавливать более легкие и прочные вещи. Постепенно Руфус понимал: такие начальники, как Т. Р., любят, когда тратишь их деньги — в разумных пределах, конечно. Это показывает, что ты чем-то занят.
Короче говоря, Руфус бросил — или, по крайней мере, отложил на будущее — претензии на то, что патрулирует воздушное пространство над ранчо своей личной армией дронов, и все силы направил на помощь Тордис, Кармелите, Цолмон и Питу в тренировке орлов. На военном жаргоне они были «командой синих», готовящейся защищать ранчо от врага, он — «командой красных», симулятором противника, к сражению с которым готовились «синие». И прозвище Рэд, которым здесь его звали все, отлично сюда подходило. У Руфуса снова появилась история, которую он мог рассказывать самому себе, сидя в прохладной тени карьера и латая дроны, распотрошенные разъяренными хищниками, — история о том, зачем он здесь и какой во всем этом смысл. Эту историю он рассказал бы и Т. Р., если бы тот спросил. Но Т. Р. не спрашивал.
Киберабад
— Мы считаем, что ты готов ходить, — сообщила доктор Банерджи, когда его извлекли из резервуара, сняли с головы прозрачный шар, отсоединили провода за ушами и дали возможность принять душ и одеться.
В первые дни после того, как к нему вернулось сознание, «одежда» для него означала больничную рубаху-распашонку. Теперь он носил футболки, тренировочные штаны и простую повязку
Что до повязки, первое время он не совсем понимал, что это: то ли какое-то медицинское приспособление — с его головой чего только не делали! — то ли просто головной убор. Некоторые из тех, кто его навещал — в основном они называли себя его родными и друзьями, — тоже носили повязки на головах. Как правило, намного сложнее, чем у него. Ему почти всю голову выбрили по медицинским причинам, а они отращивали длинные волосы, закручивали их в этакий узел надо лбом и обвязывали сверху повязкой, которую называли «тюрбаном». На правом запястье они носили такие же металлические браслеты, как у него, и это тоже что-то значило.
Сейчас он сидел в кресле-каталке в своей «гостиной», а напротив за столиком устроилась доктор Банерджи, симпатичная женщина лет сорока. И по обеим сторонам от нее обычная свита: пара… трудно сказать, кто они такие. Помоложе, на вид сообразительные и энергичные, всегда улыбаются.
— Я уже несколько недель хожу, — сказал он.
— Я имею в виду, без ходунков, — уточнила она.
«Ходунками» у них называлась кубическая рама на колесиках, внутри которой передвигался он до сих пор, когда ему случалось ходить. Рама предотвращала падение и серьезные травмы, когда он терял равновесие.
— Сегодняшние результаты более чем обнадеживающие. За последние несколько недель проприоцепция у тебя стабильно улучшается, но в последние дни это что-то фантастическое. Нам наконец-то удалось прочно подключить твой мозг к гироскопам! И одновременно начали «схватываться» нейронные цепи. То и другое вместе позволяет сказать, что чувство равновесия у тебя сейчас лучше, чем у олимпийских гимнастов, проприоцепцию которых измеряли в ходе контролируемых экспериментов…
— Ладно, тогда к черту все это, — сказал он.
Одним движением отстегнул ремень, приковывающий его к креслу, и встал. Кресло, оттолкнувшись от его ног, покатилось прочь и с металлическим звоном ударилось о стену. Доктор Банерджи ахнула от ужаса. И зря. Где он находится в пространстве — он знал точно.
— Не так резко, Лакс! — воскликнула она.
Лакс. Еще одно из его имен.
— Пожалуйста, сядь! Сначала нужно провести проверку в контролируемой среде…
Доктор Банерджи вскочила, словно хотела удержать его силой. Забавная мысль: весила эта женщина вполовину меньше Лакса. Потеря равновесия не мешала ему заниматься на тренажерах, и он быстро нарастил мышечную массу, потерянную за те несколько месяцев, пока лежал без сознания.
А вот ее коллеги только радовались. Переглядывались с улыбками, жестами поздравляли друг друга. Один даже достал телефон и сделал фото.
— Вот так вы можете? — спросил Лакс. Оторвал ногу от пола и, стоя на одной ноге, закрыл глаза. — Считайте! — потребовал он.
Кто-то начал считать:
— Миссисипи-один, Миссисипи-два, Миссисипи-три…
Услышав цифру «тридцать», Лакс открыл глаза. Стоит. Недвижимо, как скала. Не качается, не взмахивает руками.
— Не могу, — признала доктор Банерджи. — Так могут очень немногие.