Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Те полминуты, что простоял на одной ноге с закрытыми глазами, он переваривал имя Лакс. Оно вызвало одно воспоминание — недавнее.
Он подошел к широкому, от пола до потолка, окну. «Номер» располагался, должно быть, этаже на тридцатом, так что из окна открывался потрясающий вид на залитый солнцем городской пейзаж, по большей части из новых офисных зданий от пяти до пятидесяти этажей. На некоторых сияли логотипы и странные слова — должно быть, названия компаний. Все это место называлось Киберабад [596] . Район намного более крупного и старого города под названием Хайдерабад. Все эти детали он выхватил из разговоров, разбросанных по
596
Район Хайдерабада, в котором сосредоточены самые известные в Индии хай-тек компании, нечто вроде «индийской Силиконовой долины».
Когда Лакс подошел к окну, доктор Банерджи резко втянула в себя воздух. Должно быть, испугалась, что он завалится вперед и вылетит, разбив стекло. Ну и зря. Чувство собственного положения в пространстве было у него сейчас превосходным. Он даже точно знал, в каком направлении смотрит: около 325 градусов от севера.
Внизу и напротив, через улицу, располагалось здание этажей в десять. Плоская крыша находилась от него в пятидесяти семи метрах: откуда ему это известно, Лакс не знал. На этой крыше с покрытием из скучного серо-коричневого бетона кто-то вывел белой краской огромные слова: «ЛАКС, ПОПРАВЛЯЙСЯ СКОРЕЕ!». Буквы в несколько метров высотой — и вокруг разбросана какая-то порыжелая растительность, тут и там испещренная пятнами разных, но равно приглушенных оттенков. Цветы, давно увядшие и засохшие. Тысячи букетов. Целые тонны старых мертвых цветов.
В этот миг вид на Киберабад отрезала от него занавеска, опущенная одним из адъютантов доктора Банерджи.
— Извини, — сказал он. — Дни, когда у тебя под окнами рыскали дроны, к счастью, миновали. И все же если кто-нибудь заметит тебя у окна — шуму не оберешься. Социальные сети просто взорвутся. А мы не хотим внушать людям необоснованные надежды.
Несколько секунд Лакс молча переваривал информацию. Слова «социальные сети» прозвучали для его ушей — точнее, для сенсоров, ввинченных в кости черепа за ушами и с успехом заменивших ему уши, — как нечто незнакомое. Однако он чувствовал, как эти слова мчатся по нейронным цепям, пробуждая спящие связи, восстанавливая оборванные нити.
В те месяцы, когда он неподвижно лежал на спине в темноте, стараясь не умереть от головокружения, порой из-за облаков выходило солнце. За непроницаемыми черными шторами, отгораживающими от мира больничную кровать, он, разумеется, не мог его увидеть — но все же чувствовал. Не столько свет сквозь щели, сколько тепло, сочащееся сквозь черную завесу со всех сторон. И сейчас было немного на это похоже. С темной стороны неврологической завесы — Лакс, мучительно пытающийся вспомнить значение слов «социальные сети». С другой стороны — большая часть его мозга. Однако завеса не совсем непроницаема: в ней есть червоточины, сквозь них проникают отдельные образы, ясные и яркие. Веснушчатая девушка с камерой. Заснеженная вершина горы. Китаец с шестом.
— Объясни еще раз, — попросил он того, что задернул занавеску.
Он был уверен, что уже видел этого парня. И не в больничном халате — скорее в футболке и джинсах. Длинные волосы, собранные резинкой. Бейджик с именем Кадар. Рифмуется с «радар». Сейчас Кадар выглядел неуверенно, что вообще-то на него не похоже. Кажется, не понял вопрос.
Так что Лакс пояснил:
— Что случилось с моим мозгом?
Парень вздохнул с таким видом, словно хотел сказать: «Да сколько ж можно объяснять одно и то же?» Огляделся вокруг. Взгляд его упал на микроволновку и кофеварку на стойке в углу; ими пользовался
— Ты пострадал от воздействия направленным пучком энергии, которое, вступив во взаимодействие с некоторыми тонкими структурами твоего мозга, подействовало разрушительно… — говорила тем временем доктор Банерджи.
— Вот это твой мозг, — сказал Кадар, взяв с блюда крупную зеленую виноградину.
Достал из ящика со столовыми приборами нож для мяса и разрезал виноградину пополам, но не до конца. Лакс подошел поближе. Кадар открыл виноградину, словно книгу. Две разделенные половинки держались, словно на шарнире, на неразрезанной кожице.
— Для большинства людей — просто ягода, разрезанная не до конца. Для радиоинженера — антенна-бабочка.
— Антенна?
Кадар серьезно кивнул и положил виноградину в микроволновку. Захлопнул дверцу, поставил палец на кнопку «Напиток».
— Последнее, что ты видел перед тем, как рухнул без сознания на вершине горы, была китайская система поражения, излучающая электромагнитные волны на определенной частоте. В чем-то похоже на эту микроволновку.
Он нажал кнопку, жестом приглашая Лакса смотреть внимательно. Лакс наклонился и стал всматриваться сквозь дырчатый металлический экран за прозрачной дверцей. Еле видимая виноградина крутилась на стеклянной подставке и, должно быть, нагревалась. Но вдруг сверкнула вспышка, словно крохотная молния, раздалось какое-то шипение. Кадар выключил микроволновку, открыл дверцу и достал две половинки виноградины, больше не соединенные.
— Еле теплая, — сказал он. Повернул тарелку, показывая Лаксу места былого соединения половинок, теперь испещренные крохотными черными точками. — Но в одном этом месте — и всего на одно мгновение — стало горячо, словно на поверхности солнца.
— Откуда ты знаешь?
— По цвету вспышки. — Кадар достал обе половинки винограда, положил Лаксу на ладонь. В самом деле, они были чуть теплее тела. — В этом-то и проблема. На большую часть твоего тела излучение китайского оружия подействовало слабо, а вот на некоторые хрупкие участки — сильно. Повредило их. Мы пытаемся их восстановить — а там, где это невозможно, найти им замену.
Лакс бросил взгляд на доктора Банерджи. Та, похоже, готова была провалиться сквозь землю: должно быть, ей казалось, что Кадар выражается с излишней прямотой. Но Лакс не возражал.
— Эту виноградину я оставлю у себя, возле кровати, — сказал он. — Как напоминание. Чтобы больше тебя не спрашивать.
Кадар, кажется, слегка смутился.
— Нет, я вовсе не хотел… мы готовы отвечать на любые твои вопросы…
— Тогда у меня еще один вопрос.
— Валяй.
— Почему вы так со мной возитесь? — Лакс окинул взглядом свои апартаменты. — Я хочу сказать… для больничной палаты это ведь очень прилично, правда?
— Очень! — с чувством подтвердила доктор Банерджи. Ясно было, что большинство больничных палат, виденных ею в жизни, выглядели совсем иначе.
— Это потому, что ты герой Индии, — серьезно ответил Кадар. — И потому, что Индии ты все еще нужен.
«Бивер»
От реки Эй в сердце Амстердама до Венецианской лагуны «Бивер» без заправки бы не долетел. Так что бывшая королева остановилась на озере Комо, чтобы заправиться, сходить в туалет, выпить чашку кофе и высадить второго пилота. До места назначения она долетит одна. Отчасти ради «картинки». В последние месяцы всякий раз, увидев в летной кабине двоих, циники уверяли, что это очередной фейк: на самом деле Фредерика Матильда Луиза Саския, быть может, вовсе не умеет водить самолет!