Веселая вдовушка
Шрифт:
Дыхание его участилось, сердце Элизабет стучало всё сильнее. Руки Гэррэта словно жили своей жизнью, все откровеннее лаская Элизабет — и она с готовностью принимала его ласки.
Неожиданно он отодвинулся.
— Ну как?
Элизабет открыла глаза: Гэррэт лежал рядом, не сводя с неё глаз. Пламя золотило его волосы, но лицо оставалось в тени.
— Что — как? — отозвалась она, тяжело дыша.
— Почувствовала?
— Угу.
— И что же?
— Повтори ещё раз — с начала и до конца.
Крейтон без слов
— Твоя рубашка мне мешает, — хрипло прошептал он. — Я хочу видеть тебя всю… нагой.
И Элизабет вдруг поняла, что сама желает того же.
Что скажет Гэррэт, когда увидит её наготу? Не будет ли он разочарован?
Неспешно, дюйм за дюймом Гэррэт принялся снимать сорочку, и желание, горевшее в его глазах, закипало в крови Элизабет.
— Какая же ты красивая, — наконец прошептал он. — Точно такая, о какой я мечтал.
Она не поверила, но всё равно была счастлива.
— А ты что же? — Элизабет устроилась на кровати поудобнее. — Я тоже хочу видеть тебя.
Её обнажённое тело золотилось в пламени камина и отражалось в глазах Гэррэта.
— В самом деле? — Он легко соскочил с постели и сбросил с себя халат. Потом — намеренно медленно — повернулся. Элизабет загляделась, губы её округлились в немом восторге.
— Насмотрелась?
Крейтон скользнул в постель, привлёк к себе Элизабет, и губы их слились в жарком поцелуе. Потом Гэррэт приподнялся над ней на сильных руках и лукаво улыбнулся:
— Не будем торопиться, верно?
Склонясь над Элизабет, он губами скользил по её нежной шее, затем опустился к груди и коснулся языком розового твёрдого соска. Сладостная дрожь охватила Элизабет, а Гэррэт между тем продолжал свою приятную пытку. Когда движимый чувством справедливости, он занялся другим соском, с губ Элизабет сорвался нетерпеливый стон.
Гэррэт был уже вне себя от страсти, но сдерживался, заботясь об Элизабет. Шаг за шагом он приоткрывал перед ней мир сокровенных чувств, которые прежде казались Элизабет бесстыдной ложью, шаг за шагом познавал и пробуждал её зрелое и вместе с тем неопытное тело.
— А ты был прав, — едва слышно проговорила женщина.
Гэррэт вскинул на неё горящие страстью глаза:
— Ты о чём?
— У меня никогда не было любовника. До сих пор… — Она с силой притянула Гэррэта к себе и принялась осыпать поцелуями его широкую грудь, упиваясь вкусом и запахом его кожи.
Потом прильнула щекой к его груди и прошептала:
— Я хочу тебя, Гэррэт! Возьми меня, умоляю… Возьми меня…
Вся сдержанность Гэррэта испарилась, как дым. Одним движением,
Восторг разрастался в ней, словно диковинный цветок, и наконец она закричала, не в силах вынести непомерной сладости.
В этот миг Гэррэт выгнулся и сладостно зарычал. Затем, не разжимая объятий, он склонился над Элизабет и нежно поцеловал.
Тела их переплелись, содрогаясь в едином ритме страсти, которая постепенно ослабевала. Неистовый стук сердец становился все размеренней и тише, и наконец любовники замерли, приникли друг к другу, истомлённые и обессиленные.
Наконец Элизабет подняла голову.
— Мне очень понравилось, Гэррэт, — призналась она. — Может, нам попробовать ещё разок?
— Что, прямо сейчас?
— Да, если ты, конечно, не против.
— Ни о чём лучшем сейчас я даже помыслить не могу.
Рассмеявшись, Гэррэт притянул её к себе и нежно поцеловал.
— Ласкай меня, Бесс. Делай всё, что тебе захочется.
19.
Следующая неделя в Чествике прошла изумительно. Каждый день Гэррэт отлично разыгрывал роль доброго, заботливого мужа. Ночью, в темноте спальни, он предавался любви с таким пылом, будто Элизабет была единственной женщиной на свете.
Изо дня в день его пылкость только крепла. Элизабет отвечала мужу такой же страстью. Сначала она исповедовалась в этой слабости отцу Игнатию — так на самом деле звали «коновала» Стивена, но священник только качал головой и говорил, что во всём виноваты принц Карл и король. Скоро Элизабет прекратила каяться в плотских грехах — и хорошо сделала, поскольку её исповеди всякий раз вводили святого отца в смущение.
Постепенно страхи и ужасы, принадлежавшие прошлой жизни Элизабет, стали отступать и если не забылись вовсе, то, по крайней мере, вспоминались всё реже и реже. Подобно тонкому зелёному побегу, Элизабет тянулась к солнцу и расцветала под его благодатными лучами.
Другими словами, она менялась.
Равным образом менялось и её отношение к Гэррэту. Семейство обожало виконта, и молодая женщина со временем поняла почему. Суть в том, что к ней, Элизабет, своим сёстрам и матери он относился как к равным себе и всегда с глубочайшим вниманием выслушивал их суждения по любому вопросу — пусть даже его высказывали одиннадцатилетние двойняшки. Хотя все это отличалось от впечатлений, которые вынесла Элизабет из жизни с Рейвенволдом — она пришла к выводу, что Гэррэт искренне любит и уважает всех женщин своего семейства.