Весёлая же-же… (сборник)
Шрифт:
Михаил тоже решил перейти на «ты». Отчего бы нет?
По дороге он купил фруктов. Дверь ему открыла заплаканная Варя. В квартире пахло лекарствами, затхлым, спёртым, душным запахом беды. Кремниев знал, как пахнет горе. Как пахнет несчастье. Знал, как пахнет сама смерть.
– Вы без берушей? – отчего-то спросила Михаила Варя.
– Без них, – смутившись от такой заботливости, кивнул Михаил.
Варя провела его в маленькую, затемнённую комнатку.
На разложенном диванчике под ватным одеялом лежала ещё не старая
– Мам, – позвала дочь.
Женщина с трудом приоткрыла глаза.
– Вот, Михаил, познакомься.
В глазах женщины блеснуло подобие любопытства, она даже попыталась улыбнуться.
«Как похожи их улыбки, – подумал Михаил. – Как жаль Варю… и её маму. И сына!»
– Маму зовут Елена Сергеевна, – пояснила Варя, поправляя одеяло на постели у больной.
Михаил протянул объёмный пакет Варе.
– Там фрукты и грибы. Опята.
– Опята? – произнесла Елена Сергеевна. Было понятно, как женщине с трудом дается каждый звук. – С удовольствием съем… грибочек. Мой бывший муж знатным был грибником.
– Почему был, мама! Он и сейчас есть. Где-то.
– Да, где-то, наверное, есть… Михаил… Михаил, я слышала, вы любите читать книги?
– Люблю.
– Моя бабушка, как и мама, – библиотекарь, – похвастался Сашка.
– Архивариус, внук, архивариус, – прошептала больная.
– А какая разница, бабушка?
Больная лишь раскашлялась в ответ.
– Михаил… Варя, – Елена Сергеевна снова заговорила. – Я хочу, чтобы у вас всё получилось. А Саша, Михаил, Саша – хороший мальчик, послушный.
– Мама. У нас с Михаилом ничего нет. Ты о чём? – Щёки Вари зардели. Она приподняла маме голову, поднесла к ее рту ложку с лекарством. – И вообще, быть может, Михаил…
– Я холост, – ответил Кремниев, предупредив вопрос.
Он посмотрел на Варю, потом на Сашку, потом на Елену Сергеевну, такого тепла, что пробежало по его телу, он давно не ощущал. И опять же в груди защемило. Приятно.
– Вот и замечательно… – больная была очень слаба. Лекарство каплями текло по её шее. – Грибы… хочу… чуть-чуть бы…
– Сейчас, – засуетилась библиотекарша.
– Я помогу, – вызвался Михаил.
– И я, можно, бабушка? – подал голос Сашка.
Елена Сергеевна слабо кивнула. «Бедная!» – подумал Михаил. Михаил, Варя и Саша гуськом отправились на кухню. Мальчик тут же, предвещая вкусненькое, уселся за стол. Варя, еле сдерживая слёзы, мыла фрукты. Михаил протянул мальчику грушу.
– Давай как следует познакомимся, что ли? Я – дядя Миша. Держи грушу и пять.
– Александр. Пять и пять будет десять!
– Тише, Саша. У дяди Миши больные ушки.
– Ребёнок есть ребёнок, Варвара. Видишь ли, я тоже прошёл через это: у меня мама тоже болела, потом, после её
Варя отнесла грибы маме. Та, как ни странно, съела сначала один, затем второй гриб, третий…
Всё это время, пока Варя находилась с мамой, Михаил был на кухне. Он оглядывал шторки на окнах, герани, преклонившие свои головки, чисто вымытые тарелки… Сашка уплетал грушу и с интересом поглядывал на незнакомца.
Через некоторое время вернулась Варя.
– Михаил, сейчас я приготовлю ужин, а вы… вы любите играть с детьми?
– Не знаю. Наверное, – пожал плечами он в ответ. – Как мама?
– Вроде уснула. Так вы любите играть с детьми? Или как?
– Дядя Миша. У меня есть така-а-ая машинка. Хотите, покажу? – Глядя на молчаливо засмущавшегося мужчину, выручил Сашка.
– Хочу…
Бывший кузнец до позднего вечера погостевал у Вари. А когда уходил, Сашка долго не отпускал его.
Ему снова снились кошмары: какой-то горбатый карлик-шут – очень коварный, очень неприятный и… очень несчастный; опять же старик с платиновыми волосами: грозный, мудрый и хитрый; женщина, по-видимому, дочь старика; огромные белые голуби; стража, чудовище… Кремниев проснулся от рези в ушных перепонках – за окном громыхал гром. Он нашарил на тумбочке упаковку с новыми берушами и уже собирался вскрыть её, как мужской хриплый голос остановил его.
– Не надо. Потерпите.
– Кто здесь? – Михаил включил бра.
Недалеко от его кровати, в кресле, закинув ногу на ногу, в дорогом чёрном костюме, при чёрной шляпе, с сигарой во рту сидел средних лет мужчина.
– Потерпите… Михаил Евгеньевич, я знаю наизусть всю историю вашей ушной болезни. – Форма разговора человека в шляпе была вежливой, но чувствовалась неискренность, притворство. За окном вновь громыхнуло, сверкнула молния, озарив комнату. Кремниев поморщился от боли.
– Господи. Всё-таки могу я воспользоваться берушами? Я давно научился читать по губам.
Человек в шляпе, оглянувшись на зашторенное окно, оставался неумолимым:
– Дождь заканчивается. Ни к чему вам беруши, Михаил Евгеньевич. Лучше скажите: вы слышите тиканье моих ручных часов?
– Что за нелепица. – Кремниев прикрыл веки. – Да, я слышу тиканье ваших ручных часов.
– Отлично. А ответьте-ка мне вот на такой вопрос: к примеру, по тональности вы сможете отличить один щелчок от другого? Вы можете отличить ход стрелок моих «Ролексов»?
– Могу. Я слышу, как тикают ваши часы – это ходит секундная стрелка. Но я также слышу, как передвигается минутная и… часовая. Кстати, сколько на ваших… «Ролексах»?