Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
— Глаза у меня из-за тебя болят, плутишка, а больше мне не на что пожаловаться.
— Ну, бабуля, сейчас-то ещё ничего, а вот потом хуже будет, — «утешил» я бабушку, и так уже ни на что не надеявшуюся.
— Скажи лучше, как дела, пострелёнок?
— Хорошо. Дед Нико все песни поёт…
— А где же мама?
— Да она дома осталась!
— Батюшки мои! Кто ж тебя привёз?
— Как кто? Что я, маленький? Дядя Олифантэ сюда ехал, я схватил его коня за хвост и приехал.
— Вот сукин сын! Да скажи хоть одно слово правды!
— Тапло!
— Кто это там? — выглянула бабушка.
— Мальчишка пришёл?
— Ах, это ты, Олифантэ? Да, он здесь. Ты его привёз?
— Да! Элисабед велела передать, если не будет тебя слушаться, тотчас же гони обратно.
— Что же ты через забор разговариваешь? Заходи во двор, за это платы не берут.
— Да чего там! Все живы, здоровы, кланяются тебе.
— Вот об этом-то мне и расскажи. Заходи, у меня есть ягодная водка, ты же у нас любитель, отведай капельку и иди к себе с богом.
— Ооо! Ягодную водку — с удовольствием. Кто ж от неё откажется! Говорят, помогает, когда ломота в суставах!
— Ну, конечно, особенно если ноги ломит — сразу снимает, только много пить не следует, иначе и голова разламываться станет.
— Так и быть, пусть рыба задохнётся в воде!
Олифантэ привязал коня к изгороди, вошёл во двор.
Бабушка Тапло вылезла из-под кучи кукурузных стеблей, отряхнула платье, вынесла из дому треножник и поставила его под ореховым деревом.
— Присаживайся! Не обессудь, что по-простому принимаю тебя, мой Олифантэ.
— Ничего, — пригладил пышные усы Олифантэ. — По мне было бы что попить-поесть, а посидеть и на огне посижу, тётушка.
Бабушка снова пошла в дом, а я побрёл за ней. Смотрю — берёт с полки хачапури, да такой румяный, такой соблазнительный! Как бы его съесть! Изрядно проголодавшись в дороге, я проглотил слюну. Потом бабушка вынула из шкафа литровую бутыль и пошла обратно.
— Бабуля, дай хачапури! — преградил я ей путь.
— Нельзя, деточка, только один и остался.
— А мне хватит!
— Проголодался, ласточка?
— Как волк.
— Потерпи немного — вот отправим гостя, накормлю тебя. А пока поешь мчади и сыр.
— Нет, мне хватит и хачапури.
— Ох, господи! Не осрами меня перед гостем, я тебе целых два таких испеку.
Теперь мне ещё больше захотелось его съесть. И, вспомнив, что в своё время меня отвезли в отцовский дом на муле, я окончательно заупрямился:
— Ничего не знаю, дай и всё!
— Перестань, деточка, дядя отломит кусочек, а остальное тебе останется.
— А вдруг он всё слопает, что тогда делать?
— Ну, будет тебе, человек с дороги, ждёт меня! — и она вышла. Я последовал за ней.
Олифантэ отломил кусочек хачапури, сунул в рот и зашевелил усами.
Бабушка налила в стакан водки.
— Ну, будем здоровы! — сказал Олифантэ и, выпив водку одним глотком, крякнул от удовольствия.
— Охо-хо! Крепка, чересчур крепка!
Потом отломил второй кусок и отправил его в рот. Тут
— Ну как там твой сын, что от него слышно? — спросил он бабушку.
— Эх! Бросил меня одну, и всё тут, — вздохнула она и снова налила ему водки.
— А как там они живут? Не собираются приехать?
— Нет! Видно этот чёртов город по душе ему пришёлся, он сюда и глаз не кажет, — пожаловалась бабушка.
Но зато я во все глаза смотрел на исчезавший хачапури.
Олифантэ был шустрым мужичонкой: он всё успевал, и водку пить, и судачить и с аппетитом есть.
Гость выпил сколько положено, три раза поднял тост за семью и, наконец, обратил своё внимание на меня. У меня, несчастного, в сердце бушевал огонь. Я глотал обильно слюну, но она не в силах была потушить этого пламени. Олифантэ ел так смачно, что, глядя на него захотел бы есть и плотно поевший человек. А я ни на минуту не отрывал взгляда от оставшегося куска хачапури. И когда он отправил в рот последний кусок, наконец не вытерпел и закричал:
— Ой, бабушка! Он всё съел!
— Вот дурак! — смущённо произнесла она и зажала мне рот рукой. Но было поздно, слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
— Ай, бедненький, ему тоже хотелось хачапури! — спохватился Олифантэ и открыл рот, но там уже ничего не осталось.
— Вот срамотник! — вырвалось у бабушки. — Ничего, я ему другой дам.
— У тебя же нет больше? — чуть не плача закричал я.
— Ох, ты, боже мой! Испеку, чтоб тебе лопнуть! Сыру у меня, слава богу, всегда вдоволь! Ах ты, мать честная, надо же, как ославил меня! Хорошо ещё, что Олифантэ свой, не посторонний, иначе сраму не оберёшься!
Олифантэ смущённо заёрзал и рассудил, что лучше всего, благословив напоследок дом, уйти восвояси…
Я ждал, что бабушка как следует всыплет мне за длинный язык, но, слава богу, отделался только упрёком:
— Как тебе не стыдно? Бессовестный ты!
Но тут же разожгла огонь, нагрела жаровни и спекла такой хачапури, что я себе все пальчики облизал. Клянусь вам, вкус его я до сих пор ещё помню…
…А такой дружок, как Кечошка, нашёлся у меня и здесь: это был сын Олифантэ Кучу. Мы были одного с ним роста, хотя он был немного старше меня. Правда, рот у него был кривоват и чуточку великоват, но во всём остальном это был парень что надо.
Деревня моей матери расположилась высоко в горах, а виноградники находились далеко в долине. Спускаться туда мы не могли, поэтому мы с Кучу часто сидели без винограда.
Впрочем, в моей памяти была ещё свежа история с Тадеозовым виноградником. Я теперь походил на ту собаку, что с перепугу целых девять лет лаяла на пень. И хотя у меня и в мыслях не было лезть в чужой виноградник, но всё-таки я не сидел сложа руки. Мои карманы вечно топорщились, набитые соседскими грушами и яблоками. Не забывал я и про орешки, в которые мы с увлечением играли с Кучуной, хоть я и проигрывал всегда.