Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
— Иногда и ветер хорош, когда в спину дует…
— И чего это мы всё препираемся, пойдём дальше, а там видно будет, хотя тебе-то хорошо, у тебя бурка.
— Глупый ты человек, чего заранее плачешься, будет нужда, так мы оба в эту бурку и завернёмся, — обнадёжил я друга.
И мы двинулись дальше.
Дуло пистолета и ужас, пройденный конём
Шли мы извилистой тропкой по только что одевшемуся молодой листвой лесу, меж листьев небо посвечивало, но временами налетал
Крутой подъём истомил нас, как волов в упряжке, но несмотря на усталость мы продолжали путь. Наконец подъём кончился и стал виден перевал через Накералу. Дальше дорога пошла низиной. Ветер между тем крепчал. Кечошка жадно ловил его ртом и весело смеялся:
— Хи, хи, хи! А помнишь, Караманчик, как в городе мы с тобою мечтали подышать воздухом, выпущенным из наших бурдюков, — теперь его так много, глотай сколько влезет!
— Ох, как вкусно, — вторил я ему. — Давай-ка отдохнём под той елью.
— Будь другом, не напоминай мне про ту злосчастную!
— Что ж, выходит, до самого духана мы так и не присядем?
— Ну почему же? Спустимся пониже, так и пообедаем, если хочешь, вздремнём часок, а потом можно и дальше пойти.
Торопиться нам было некуда, ведь теперь мы уже были почти дома.
Дальше снова начался лес. Не успели мы сделать и трёх шагов, как перед нами, словно из-под земли, выросли двое, закутанные в бурки и вооружённые пистолетами, лица у них башлыками были прикрыты. Один — здоровенный детина, косая сажень в плечах, другой — безбородый, тощий и маленький. Глядя на них, невольно на ум приходило: лев с мышью, мол, подружились.
— Руки вверх! — запищал карлик.
Попробуй-ка, не подними, если не хочешь, чтобы тебя не понесли вверх ногами, да не сделали добычей воронья?
— Дядечка, не убивай! Дядечка, хороший, отпусти, всё отдам, что пожелаешь, живыми только оставь! — взмолился Кечо.
Поглядел я на друга и удивился, — сначала посинел он как петушиный желудок, потом пожелтел, а в конце концов стал цвета индюшиного зоба.
Не знаю, какого я был цвета, но испугался до смерти, дрожал весь, себя не помня.
Карлик между тем заставил нас сбросить хурджины и швырнул их в сторону.
— Ну-ка выворачивайте карманы! — приставил он дуло пистолета к моему лбу.
В кармане у меня завалялась какая-то мелочь, и я с готовностью протянул её ему:
— Пусть пойдут они тебе впрок, на счастье тебе, на здоровье! — благословлял я злодея.
— Смотри на него, ещё и издевается, — возмутился тот. — Да за кого ты меня, дурачина эдакая, принимаешь! На кой чёрт мне твои медяшки! — он выхватил у меня деньги и словно придорожную гальку стал швырять их в ручей.
— Прости меня, батоно, нет у меня больше, — стал я извиняться.
— Чего ж
— Обыщи хорошенько, чтобы не обманули!
Тот принялся сначала за меня, тщательно вывернул мои карманы, но ничего не нашёл, да и что он мог в них найти, если и вправду были они совсем пустые, потом полез ко мне за пазуху, — может, сюда, мол, что спрятал.
Денег он и там не нашёл и принялся за чоху.
Вдруг заметил я, Кечошка внутренний пояс брюк стал поспешно расстёгивать.
— «Чёрт-те что, — подумалось мне, — от страху что ли с ним конфуз приключился».
Стал я принюхиваться, потянул носом воздух, как ищейка, вроде бы ничем не пахнет, напротив — воздух кругом просто великолепный. Что же с ним случилось понять не могу.
Детина тоже удивился, что, мол, с ним происходит?
— Ты, никак, штаны скидываешь? — спрашивает он у Кечо.
— А что же мне прикажете, батоно, — отвечает тот, — знаю я вас, обыщете, перетрясёте всего и, как не прячь, всё равно найдёте. У меня тут деньги зашиты. Так ежели я пояс не развяжу, не вытащить мне.
Издевается, думаю, парень, над бандюгами этими, и поделом им проклятым. Но предположение моё не оправдалось. Вытащил он пачку красненьких десятирублёвок да и протягивает их разбойникам.
— Нате, только отпустите нас с миром!
— Молодец! Вот это настоящий мужчина, люблю таких. Не то что этот нищий, — глянул на меня с презреньем верзила.
На негодяя я не обиделся, что он меня нищим обозвал, обидно было, что Кечо утаил от меня деньги.
«Как же это, подумал я, имел он столько денег, и не хотел мне долг возвращать?»
Больно, когда друг тебя обманывает.
Положил верзила деньги в карман и стал шептаться с карликом. Слышу, говорит ему:
— Обыщи хорошенько. У него ещё должны быть. Шапку проверь и сапоги тоже!
Засунул Кечо снова руку в брюки, вытаскивает оттуда вторую пачку.
— Получай, — говорит, — Караманчик, должок! — и протягивает мне деньги.
— Какой, спрашиваю, должок, чего ты мелешь?
— Как какой, забыл разве? Или револьвера испугался? Бери, бери, друг! Твои они. Отдельно у меня лежали. Посчитай, как следует, тут без малого сто рублей.
— А-а! Вот ты о чём, негодник. Не возьму я их у тебя, до самой Сакивары не возьму, так ведь договорились?! Не такой я, как ты, бессовестный, чтобы от слова своего отказываться, сказал до дома потерплю, так и будет!
— Чего злишься? Есть у меня теперь деньги, вот и возвращаю тебе долг, не зря ведь говорят: долги платить никогда не поздно. Вот два почтенных разбойника тому свидетели. Возвращаю я тебе, а если не хочешь брать, бог тебе судья.
— Возьми, — приказал мне верзила.
Холодное дуло пистолета снова поцеловало меня в лоб, который вдруг покрылся смертельной испариной.