Весёлые пилюли смехотерапии
Шрифт:
– Если и соснешь, то ничего. Я тебя подстрахую.
В какой другой раз я бы запросто заглотнул, но ведь сам Платоныч научал не дремать, а я в последнее время таким к нему доверием проникся, что стал подозревать: а не мессия ли он, переодетый в рубище дворника? Потому категорически приказал себе не искушаться. Жду, что будет дальше. Проходит час. И снова появляется зам. Я сделал вид, что сплю беспробудно. Он даже за плечо меня потряс – я только сладко чмокнул губами. А сам думаю: ах ты змея двухметроворостая, бойца охраны вздумал обмануть? Стража и гаранта сохранности? Нет, не выйдет.
И вот еще через несколько минут: ш-ш-ш – гравий
Я жду. Как охотник зверя, пока он ни приблизится на расстояние выстрела. Вот они пломбируют опять склад, закрывают дверцы «мерса», и тут моя очередь:
– Стой на месте , стрелять буду без предупреждения, – и карабин на них. – Руки за спину, в колонну по одному.
Подельник хмуро смотрит на зама: мол, что за мансы?
– Ты что, Дерюгин, – кричит тот, боясь сойти с места, – почему не спишь?
– Я на боевом посту, – сугубо официально отвечаю, – и согласно инструкции обязан вас арестовать как расхитителей акционерного имущества.
– У нас все законно, – обращается ко мне старшой, – вот накладная выписана. Не хотелось только людей дразнить… время такое сложное…вот и решили ночью…
Подает мне документ. Я его внимательно разглядываю.
– А почему штампа «оплачено» нет? Липа выходит?
– Ах, да, в спешке забыли, завтра поставим. Кстати, какая у вас задолженность по зарплате?
– Четыре месячных оклада.
– Вот и хорошо. У нас наконец появились некоторые средства. Подойдете завтра в кассу – получите. И, кстати, Владимир Сергеевич, объявляю благодарность вашему бойцу за бдительность при исполнении служебных обязанностей. Это же надо – обнаружить отсутствие штампа в полночь при слабом освещении луной! Выдать премию в размере оклада.
«Пока вас не поймаешь на горячем, – думаю, – никакой премии не дождешься».
После этого у меня все пошло, как по маслу. Степан Тимофеевич стал своим человеком: сам тащит, а я тут как тут. С карабином и при исполнении. Начальник и зам ставят меня в пример, ну и кое-когда просят меня сделать отступление от инструкции. Я иду навстречу, но с чувством моральной борьбы с собой.
Я стал апостолом у Платоныча. Жду, что вот-вот он объявит о настоящей своей миссии.
– Всяк сверчок знай свой шесток, всяк дятел – свое дупло, и всякое органическое соединение, эстетически выражаясь,– свою прорубь. Ты бди-бди, да не забуривайся, – учил меня Платоныч, – иногда не грех и проспать. Начальство не любит излишнего рвения ни в чем, служение начальству не терпит суеты.
Святая правда. Как он был прав; боже, как он был прав! Ну почему мы не ценим пророков в своем отечестве?! Мне бы и следовать его заветам. Так нет же, слаб человек. Я уже из долгов вылез, даже накапливать стал, жена меня зауважала, за столом первому подает. Да где-то перестарался я, перегнул палку, как говорил наш мудрый Платоныч, мало спал на посту – жадность заела.
Короче, повысили меня и перевели охранять бухгалтерию. А там одни бумаги. Бдел я, бдел, но никто за бумагами ночью не приходил. Теперь надо опять с Платонычем советоваться. Этот великий человек снова что-нибудь придумает, как в этих обстоятельствах заработать на хлеб с маслом.
Перевод
Как-то
– Привет, Серега.
– Привет, что-то давно не звонишь.
– Дела, дела. А вот сейчас до зарезу нужна твоя помощь.
– Помогу, чем могу.
– Ты же у нас поэт?
– Я – прозаик, сколько можно тебе говорить?
– Ну поэт, прозаик – какая разница, самое главное, имеешь дело с писательством.
– Поэт и прозаик – это две больших разницы, как говорят в Одессе.
– Не буду спорить. Слушай. Есть у меня деловой партнер кавказской национальности. Молодой, красивый, душа-человек. Ну и втюрился в нашу. Встречались долго, но что-то у них не заладилось. Получил, как говорится, гарбуза. На парне лица нет. Около месяца он по ночам писал стихи. Естественно, на грузинском. Читал мне. Утверждает, что и Руставели с Табидзе не написали бы лучше по этому конкретному случаю. Не берусь судить. Но она на грузинском ни бельмеса, как и я. Омари написал на русском словами, но надо опять же написать стихи, прозой он уже изъяснялся.
– Это подстрочник называется.
– Не знаю, как это называется, но парень измаялся, просит найти настоящего поэта, он хорошие деньги заплатит. Но чтоб настоящий, понимаешь?
– Что от меня конкретно надо?
– Я же думал, что ты поэт. Заработал бы и человека спас.
– Ты думал неправильно. Дальше.
– Ну найди, кто мог бы перевести.
– Если лучше Руставели и Табидзе – у меня таких нет.
– Ты же понимаешь, влюбленный…переборщил слегка.
– Я-то понимаю, понимает ли он?
– Я тебя убедительно прошу: помоги. Там видно будет: лучше, хуже. Любовь стихами не вернешь, но уж больно хороший человек. Пиши место встречи – скверик напротив Центрального рынка в 16.00. Будь вежлив и корректен. До свидания.
В назначенное время мы встретились. Молодой, симпатичный парень, хоть и зарос, как Робинзон Крузо.
– Послушяй, дарагой. Дэвушка, я такой не видел ни до, ни после. Пэрсик. Как увидел – так и погиб. Несколько недель не решался познакомиться. Зауважал себя, когда хоть что-то смог сказать при встрече. Думал – буду совсем немой. Ах, какая дэвушка, вай-вай-вай. Если надо, я буду последним нищим, только бы видеть ее. Или, наоборот, буду работать от зари до зари, стану богатым и осыплю ее подарками – только бы вместе быть. Три месяца встречались, я глаз от нее не отводил, зато она по сторонам то и дело зыркала. И вот прихожу, а она меня знакомит: Виктор, школьный товарищ, мой будущий муж. Ну я немного пошумел… посуду… синяки… Но я это не по злу. Просто надо было как-то выяснить отношения, выговориться. Я потом поставил себя на место этого Виктора. Он абсолютно невиноват. Будь я на его месте – разве я отказался бы от такой дэвушки? Пусть выходит замуж, я буду помогать, если надо. Это и будет продолжением моей любви. Так я говорю?
– Совершенно верно, но я здесь при чем?
– Я написал стыхи. Читал своим родственникам. Замечательные, говорят, стыхи. Но Лена их не понимает. Я вот здесь написал приблизительно, как надо перевести. Чтоб она поняла, что я ей не враг. У вас, мне сказали, много поэтов знакомых. Пусть, как это лучше выразиться, обобщат и напишут русскими стыхами. Возьмите, пожалуйста, генацвале.
Отари передал мне три странички текста, написанные убористым почерком.
– Они люди умные, как я, сами выберут, что здесь главное. Чтоб стыхи были не хуже, чем в журналах печатают.