Весеннее равноденствие
Шрифт:
Мастер Афонин был заядлым рыболовом. Из тех, кто в разгар клева не поленится и шатун вручную смастерить, и съездить за свежим мотылем в Вологду или Сызрань.
— Понимаешь, какая штука, Алексеевич, приключилась. Километров десять мы с дружком отмахали до заветного места, а шатун — раз! — подсек под коленки. В обрат на веслах шли, а тут встречный ветерок взялся. Руки отмотали. Ни одна зараза не согласилась взять на буксир. Бывают же такие люди…
Обычно не отличавшийся многословием мастер Афонин явно намеревался угостить Готовцева длинной рыбацкой
— В другой раз, дядя Петя, про рыбалку расскажешь, — перебил Андрей Алексеевич мастера. — Почему на участке пусто?
— Так день какой! Родитель твой сейчас в президиуме заседает, а остальные кто куда.
— А если точнее? Строгальный вот стоит без рабочего, у расточного тоже никого нет, сверлилка простаивает…
— Так день какой! Знамя нам вручают. В клубе идет торжественная часть.
— Ты мне голову торжественной частью не забивай. Я по цехам шел, работают люди как положено. На торжественной части те, кто от смены свободен. Почему на экспериментальной станки простаивают?
Афонин засопел, развинтил тиски и с грохотом кинул в ящик стола недоделанный шатун.
— Потому не работают, что мы сбоку припека, — сердито ответил мастер, и бритая щека его дернулась, будто Афонина укусил невидимый комар. — Ни черту мы здесь, как говорится, кочерга, ни богу свечка. Потому и станки простаивают… Месяц кончается. У нас сейчас технологи гайки крутят, а экономисты кожухи красят… Снял начальник механического рабочих с экспериментального участка. Одного Гришку Савина оставил. Вроде как на расплод. А что Гришка наработает, если у него производственный стаж три месяца и четыре дня. Только что из пэтэу вылупился, на крыло еще не стал, как тот утиный подлеток.
Афонин говорил опять с непривычным ему многословием.
— Как наши заготовочки поживают?
— Чего им сделается, Алексеич… Лежат себе, пить-есть не просят. Вон, возле стенки сложены. Одолеем месячную программу и тогда за ваши заказы возьмемся. Главное ведь что? План. Газеты небось читаешь? План в первую очередь. В срок и досрочно…
— Все наши заготовки целы?
У Афонина снова дернулась щека.
— Куда им деться? Не дубленки, чай, не потеряются.
— Пошли, проверим по спецификации.
— С чего ты, Алексеич, надумал проверку устраивать? Твой же родитель в цехе командует. Ему, что ли, у тебя веры нет?
— Доверяй, говорят, дядя Петя, и проверяй. Надо мной тоже контролеры есть. Придут и спросят, как, товарищ Готовцев, поживает ваше имущество на ответственном хранении у станкостроителей?
— Экий ты, Алексеич, занозистый. Не по годам бы вроде тебе… Целы заготовки…
Афонин поспешно отошел на другую сторону участка и так, как раньше пытался загородить спиной «левачок», норовил теперь прикрыть собой прорехи, зияющие в штабелях заготовок.
— Так, дядя Петя, казенное имущество не проверяют.
Андрей Алексеевич развернул спецификацию заготовок, находящихся на ответственном хранении у станкостроителей, и как заправский ревизор двинулся вдоль штабелей,
Приунывший, враз утративший многословие, мастер Афонин потащился рядом с проверяющим, покашливая и надувая щеки.
В штабелях не оказалось двенадцати крупных отливок и поковок.
— А ты говорил, дядя Петя, не дубленки, — поддел Готовцев сконфуженного мастера. — Куда же они испарились?
— У начальства спрашивай.
— У какого начальства?
— Две директор распорядился отдать еще прошлый месяц, а одну приказал на этих днях. За ним по проторенной дорожке и другие командиры тянутся… Дай, Афонин, взаймы, иначе хана будет. Иначе, план не вытянуть, премия наша полетит. Пристанут с ножом к горлу. Тут и про людей подумаешь да и своего четвертного тоже жалко. Спрашивай с начальства… «Вернем, Афонин…» Как брать, так горазды, а как возвращать — ни у кого не доколотишься. Вот тебе, Алексеич, самая доподлинная правда… На меня теперь, конечно, все спихнут. Не должен я был раздавать чужое имущество.
— Не имел права, дядя Петя, — подтвердил Готовцев и аккуратно сложил лист спецификации. — Ладно, выручу. Не позволю я на сей раз начальству отыграться на твоей бедной головушке… Торжественная часть, говоришь, у вас?
Афонин показал пальцем на щит, стоявший у входа в механический цех. На щите красовалось цветастое объявление, извещающее, что именно сейчас в помещении заводского Дворца культуры заседает партхозактив, на котором обсуждается доклад директора завода об итогах выполнения производственной программы истекшего полугодия. Андрей Алексеевич посмотрел на часы.
— В самый раз, дядя Петя, — весело сказал он. — Прения там в полном разгаре… Боюсь, что все-таки влепит тебе Агапов выговоряшник за небрежное отношение к храпению чужого имущества. А может, и твой четвертной с премии снимет. Так что ты шатун к «Вихрю» доделай, чтобы не было у тебя полного нервного расстройства… Рыба нервных не любит.
— Ну и язва ты, Алексеич, — сердито откликнулся мастер.
Во многих командировках и в туристских разъездах Андрей Алексеевич давно сделал вывод, что в маленьких городах больше всего памятников, а у маленьких народов больше всего национальных героев.
Эта мысль пришла Готовцеву и при виде Дворца культуры станкостроителей. Самым впечатляющим здесь были массивные колонны и фигурная надпись по фронтону, извещающая, что именно здесь находится интеллектуальный очаг славного коллектива станкостроителей. Каждая буква в этой надписи была впечатляющих размеров, и возникало невольное сомнение, что литеры сработаны из отходов нержавеющей стали. Приходила догадка противоположная, что отходы от изготовления этих букв пошли, как рациональная экономия, на производственные нужды станкостроительного производства. Вечерами буквы загорались внушительным неоновым сиянием. Сколько киловатт при этом накручивалось на счетчиках, наверняка было одной из заводских тайн, доступных лишь узкому кругу доверенных лиц.