Весенние ласточки
Шрифт:
— Ты уже слышал?
— Нет, я только что приехал.
— Почтовики бастуют по всей Дордони.
— Когда это началось?
— Сегодня ночью в ноль часов. Они подхватили движение, начатое в Бордо.
Морен не стал задерживаться и поспешил домой.
Он жил в нескольких шагах от вокзала. Роз, его жена, была еще в постели. Это его не удивило. Роз привыкла ложиться поздно и утром с большим трудом заставляла себя встать. Кроме того, в те дни, когда он приезжал, она даже не заводила будильник, зная по опыту, что муж и так ее разбудит рано. Правда, в этот раз он прибыл позже обычного,
— Дорогой ты мой, как это мило!
Обычно в подобных случаях она пыталась выиграть время и зарывалась в подушку, но на этот раз сразу вскочила и нежно обняла его за шею.
— Присядь на кровать, мне надо с тобой поговорить.
— А ты знаешь, что уже восемь часов?
— Ничего. Я должна тебе сообщить приятную новость.
— Я знаю, почтовики забастовали.
До чего же мужчины глупый народ!
Она улыбнулась ему с таким счастливым видом, что у него мелькнула догадка, но он боялся поверить.
— Шарль, тебе ничего не приходит в голову?
— Ну-ка, скажи…
— Все в порядке. Мне не терпелось с тобой поделиться этой радостью.
— Ты беременна?
— Да.
Шарль почувствовал, как у него замерло сердце. Это такое счастье! Вот уже девять лет как они мечтают о ребенке. Первое время они часто говорили об этом, потом, когда увидели, что желание их не исполняется, обратились к доктору; тот успокоил их, но с тех пор прошли годы… Ежемесячно, приблизительно в одни и те же числа, Роз в течение двух-трех дней ходила грустная. Шарль знал, чем вызвано ее дурное настроение, и старался ее отвлечь. Но он же сам ей сказал. «Если это случится, ты мне не говори, пока не будешь совершенно уверена, а то разочарование будет слишком жестоким». Они не хотели огорчать друг друга и старались об этом не говорить. Роз теперь было тридцать два года, Шарлю — под сорок. Сейчас опять-таки он попытался оградить ее от возможного разочарования.
— Послушай, может быть, мы слишком рано радуемся?
Но ничто уже не могло поколебать уверенности Роз.
— Знаешь, я решила рожать без боли.
Роз быстро оделась. Они позавтракали на кухне, обсуждая начавшуюся забастовку и арест Беро. Шарль Морен был полон радужных надежд.
— Я не я, если при таких условиях наша кампания против перевооружения Германии не примет большого размаха.
Перед уходом он обнял жену и хотел было поднять ее кверху, как любил это делать, но она остановила его.
— Сумасшедший, меня тошнит.
Морен сбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки и напевая песенку, модную в дни его юношества:
Все хорошо, прекрасная маркиза,
все хорошо, и жизнь легка…
— В веселом настроении сегодня, — сказала ему соседка, подметавшая тротуар.
— А как же, радостные события.
Другая, незнакомая женщина остановила его на улице:
— Мсье Морен, как вы относитесь к тому, что происходит?
— Очень хорошо, сударыня.
У входа в помещение
— Плохи дела, — сообщил Луи.
— А что такое?
— Беро вчера вечером перевели в Бордо.
— Сейчас займемся этим делом. Зайдем ко мне в кабинет.
Морен попросил извинения, что придется немного обождать. В это время явилась Симона, машинистка. Он не дал ей даже сесть и сразу же потребовал:
— Немедленно вызови товарища Гонтрана из профсоюзного объединения.
Машинистка покрутила ручку телефона.
— Странно, там никого нет…
— Где именно?
— На станции.
— Черт побери, я же забыл о забастовке. Ну-ка, дай мне трубку.
Морен услышал обычный щелчок, прошло несколько секунд, и далекий женский голос, не дожидаясь, пока назовут номер, объявил:
— Всякие соединения прекращены до особого распоряжения. Вызываем только больницы и врачей.
— В таком случае соедините меня с доктором Сервэ в Палисаке, номер тринадцать.
Морен подождал еще некоторое время и повесил трубку, потирая руки.
— В порядке? — спросил Луи.
— В полном порядке. Палисак не отвечает. Ладно, необходимо разыскать и притащить сюда Гонтрана или еще кого-нибудь. Симона, садись на велосипед и поезжай в объединение. А теперь давайте поговорим.
Луи рассказал все, что знал. Накануне, вернувшись из Перигё, они подъехали к бержеракской тюрьме справиться о Беро. Сперва надзиратель ответил, что под такой фамилией в тюрьме никто не числится, но потом под их напором все же сообщил некоторые подробности. В этой тюрьме Беро находился всего несколько часов, пока выполнялись всякие формальности. Из Бордо прибыли два инспектора, они занялись им и в начале дня увезли с собой. Надзиратель не высказал никаких предположений, но все же дал понять, что Беро, по-видимому, отправлен в форт Ха.
— Как хотите, а это уж слишком! — воскликнул Шарль, ударив кулаком по столу. — Освобождают бывших эсэсовцев и арестовывают партизан. Возможно, Беро сидит в той же камере, в которой несколько недель тому назад находился кто-нибудь из палачей Орадура. Надо драться и отстаивать Беро, чем бы они ни объяснили его арест. Ясно, они его увезли в Бордо, чтобы не судить в департаменте. Здесь это наделало бы слишком много шуму. Вот они и отправляют его подальше. Они попытаются выиграть время, и если мы замешкаемся, могут и засудить. Послушай-ка, кстати, ты ведь входил в его отряд?
— Правильно, и даже вместе с ним выполнял это задание. Мы расстреляли предателя Дюрока, а нашим начальником был Пораваль.
— Ты повидался с Поравалем?
— Да, он меня хорошо принял.
— Какого он придерживается мнения?
— Трусит.
— Не верю.
— Во всяком случае, было видно, что ему неприятна вся эта история. Прежде всего он хочет посоветоваться с тобой и с Вильнуаром.
— По-моему, они не будут настаивать на деле о Дюроке. Против этого предателя у нас слишком много материала. И им пришлось бы арестовать также Пораваля, а это не так-то просто, тем более что их цель нас разъединить. Думаю, они будут напирать на дело о ферме Борденава. Беро, перед тем как выйти из макИ, взорвал дом Борденавов и, к сожалению, хвастался этим.