Весенние ласточки
Шрифт:
— Я нахожу, что ты слишком суров с товарищами.
— Значит, ты тоже…
Леру торопливо доел суп и стал собираться.
— Вернешься поздно?
— Наверняка. Мне нужно в профсоюз, потом партийное собрание, и еще, возможно, придется ночью расклеивать листовки.
— Надень пиджак, а то простудишься.
Леру пожал плечами.
— Мы суровый народ, как ты говоришь…
Жаклина поняла, что огорчила отца. Облокотившись на решетку окна, она ждала, не обернется ли он. Во дворе играла Мирей, отец поцеловал ее и ушел в сторону порта. Жаклина посмотрела на свое обручальное кольцо и невольно подумала,
* * *
— Ведет поезд Мышь. Да здравствует пятьсот третий!
Украшенный гирляндами цветов локомотив медленно въехал на станцию, и тендер тихонько уперся в буфер головного вагона. Раздался пронзительный свисток, радостно подхваченный остальными локомотивами, стоявшими в депо. Железнодорожники подбежали к своему товарищу. Пассажиры удивленно выглядывали из вагонов. В наступившей наконец тишине раздалось нестройное пение Марсельезы. Припев уже был подхвачен всеми собравшимися. В тот момент, когда народ начал расходиться из туннеля, на платформу вышел Морен со своим чемоданчиком.
— Ребята, что здесь происходит?
— Представь себе, они хотели наказать Мышь и запретили ему вести поезд, но мы потребовали: или он или никто.
— Ну и что же?
— Он поведет первый поезд на Париж.
Профсоюзный делегат, по кличке Мышь, был одним из руководителей стачечного комитета. Морен отправился к нему. У паровоза снова толпился народ. Один из железнодорожников попросил Морена:
— Скажите нам несколько слов.
— А время есть?
— Да, мы отправляемся без пяти восемь.
Морен взобрался на подножку и сильным голосом начал:
— Товарищи, сегодня вы приступаете к работе по призыву ВКТ… Все вы, соблюдая полный порядок, заняли свои рабочие места, но борьба продолжается… Забастовка, во время которой вы проявили столько мужества, закончена, но она уже увенчалась успехом…
— Вот именно, — сказал Мышь, — они хоть и толстокожие, но мы в конце концов своего добьемся.
— …Так же сплоченно, как вы действовали до сих пор, добивайтесь, чтобы восстановили на работе наших товарищей…
Когда Морен кончил, ему зааплодировали и железнодорожники проводили его до вагона. Поезд тронулся. Стоя в дверях, Морен пожимал протянутые ему руки. Один из железнодорожников крикнул:
— Передай им, там, наверху, что мы не сдадимся.
— Обязательно.
Накануне бюро Национального собрания отказалось созвать сессию, и Морен ехал в Париж, чтобы повторить свое требование о созыве чрезвычайного совещания депутатов.
Утро он провел у постели Роз, она плохо себя чувствовала. Вообще беременность у нее протекала тяжело, кроме того, она твердо решила подготовиться к обезболиванию родов, и Морен собирался в скором времени повезти ее в Париж. Его беспокоила ее настойчивость в этом вопросе, и он несколько раз спрашивал:
— Ты боишься осложнений?
— Да нет, но понимаешь, таким замечательным достижением можно заинтересовать всех женщин.
Морен, как всегда, выбрал пустое купе. Так как он выспался дома, он принялся разрезать странички какого-то романа. Чтение было прервано появлением в купе нового пассажира.
Анри
— Ты должна примириться, — сказал ей Вильнуар.
— Я покончу с собой, — твердила Элен.
Из Сабль д’Олон Вильнуар поехал в Перигё, куда его телеграммой вызвал отец. Заводы работали вовсю, и во избежание забастовки пришлось согласиться на десятипроцентное повышение заработной платы рабочим. Угроза досрочного созыва депутатов была устранена, и Вильнуар надеялся спокойно провести недели две в Довиле с Маринеттой.
Вильнуар протянул руку Морену и сел напротив него.
— Ты не возражаешь?
— Конечно, нет. Я не заметил, что ты тоже едешь этим поездом.
— А я считал, что ты едешь на локомотиве.
— Там иногда бывает приятнее, чем в купе первого класса.
— Ты думаешь, я боюсь ваших демонстраций?
— Нет, но, насколько я знаю, они тебе не по вкусу.
— Во всяком случае, ваша забастовка провалилась, и тебе придется еще немало потрудиться, прежде чем вам удастся повторить тридцать шестой год.
— А ты помнишь, в тридцать шестом с чего все началось? С пения.
— Ну и что из этого?
— А в этот раз мы кончаем с песней. Тебе это ничего не говорит?
Вильнуар пожал плечами и вынул записную книжку.
— Послушай, на днях ты мне говорил о некоем Беро. Пораваль приходил ко мне по тому же поводу. Я согласен подписать протест, но только не поднимайте шумихи вокруг моего имени.
XII
Поезд медленно, словно испустив последнее дыхание, остановился. Он прибыл ровно на тридцать секунд раньше расписания. У вокзала стояла вереница такси. Встречающие толпились у решетки, высматривая знакомые лица среди потока устремившихся к выходу пассажиров. Взявшие перронный билет поджидали у вагонов своих родственников или друзей, приехавших из провинции.
Улыбкой парижанин приветствует всех приезжающих к нему, радостно кидаются друг к другу влюбленные, со всех сторон слышатся веселые возгласы и одни и те же слова:
— Как ты доехал?
— Дай мне чемодан.
— Как здоровье мамы?
Жак Одебер влез на тележку, чтобы его было видно, и обеспокоенно оглядывал все увеличивающуюся толпу. Поток пассажиров казался неиссякаемым, и Жак уже стал опасаться, что Жаклина не приехала. Неделю назад, воспользовавшись выходным днем, он вечером выехал из Парижа на машине отца и на следующий день был уже в Бордо у Жаклины. Он собирался отвезти малолитражку в Бержерак и вернуться поездом вместе со своей невестой. Но из этого ничего не вышло. Хотя Леру снова работал и получил небольшую надбавку, Жаклина боялась оставить мать. Дениз Леру благодаря внимательному уходу за ней рыбаков-коммунистов прибавила несколько кило и выглядела хорошо, но она вынуждена была носить теперь специальный корсет и избегать тяжелой физической работы, чтобы не произошло смещения позвонков. Она очень сочувственно отнеслась к рассказу дочери о ее любви к Жаку.