Весенний марафон
Шрифт:
Гостья, заметив перемену в настроении хозяина, с беспокойством заерзала, не понимая причины. Вроде бы так запал на ее бюст и ножки, едва смог глаза отвести, а тут вдруг…
– Простите, у вас д-документы какие-нибудь есть п-при себе? – строго спросил Василий.
– Ах да, я не представилась – Алена…
– А п-паспорт? – гнул свою линию Василий.
– Зачем же вам паспорт? Или хотите сразу в ЗАГС? Какой вы быстрый, – засмеялась Алена и повторила маневр с кофточкой – для закрепления эффекта.
– Вы п-приходите завтра с п-паспортом, – отводя глаза, твердо сказал Василий. – А то вы про меня все знаете, квартиру даже посмотрели, а я про вас –
– Уверяю вас, Вася…
– Я вот на д-днях в библиотеке был. – Василий подошел к столу и нежно погладил синий бок кстати подвернувшегося Мольера. – Так меня тоже д-домой отправили, за паспортом. Ничего, с-сбегал. Сейчас времена такие, жулья в-всякого п-полно, вы правильно с-сказали. Так что вы уж лучше с п-паспортом…
Блондинка вскочила, сузившимися от злости глазами смерила Василия с головы до ног и, презрительно фыркнув, вылетела в коридор. Закрыв за ней дверь, Василий вернулся в кухню, к Умке, и успел увидеть, как его блондинка выскочила из подъезда, оглушительно хлопнув дверью, и уселась в какую-то иномарку – похоже, что водитель ее ждал. Покрутив головой, Василий чмокнул Умку в нос, схватил тряпку и принялся оттирать грязные следы на ковре и на линолеуме. Умка великодушно слез с подоконника и принял в уборке посильное участие, бегая за хозяином и всячески выражая свою солидарность.Потом они пили на кухне чай с оладушками и колбаской, и Василий пообещал Умке, что больше это безобразие не повторится. Разве что Катенька… Против Катеньки Умка, конечно, не возражал.
Катерина готовила к публикации очередную подборку писем и ужасно веселилась. Погода была изумительная, впереди – три дня майских праздников, и Кирилл пригласил ее поехать с ним в Москву, а там обещал сводить в любой театр по ее выбору – вот это жизнь! В полном восторге от открывающихся перспектив, Катерина решила и читателей порадовать, собрав в традиционный «Постскриптум» самые смешные фразы из писем.
– У меня дочери уже девятнадцать лет, а я как дура все надеюсь на лучшее…
– А если вы и на этот раз мое письмо не напечатаете, то я приеду и разберусь, что там у вас творится!
– Прошу вас помочь мне отыскать свою половину, которая мне написала и даже выслала свою фотографию, и написала, чтобы я писал ей, но не указала своего адреса и своей фамилии.
– Мой сын уехал на два месяца в командировку, а невестка дала объявление на абонентский ящик и занимается развратом. Как вам не стыдно!
– Дамы, если вы не против осчастливить себя, то я к вашим услугам!
– Ты ему все отдала, а он ушел, и все дела… До конца своих дней будет мучиться угрызениями совести, и тебе решать – принять его обратно или нет. Обучу за 300 рублей.
– Нужен мужчина – на все руки мастер, без вредных привычек, лучше, если импотент. – А я нашла, нашла, нашла!!! Спасибо вам, Катюша, и всем вашим коллегам! Я вас обязательно приглашу на свадьбу!
На этой оптимистической ноте Катерина решила закончить. Она как раз вычитывала текст, когда дверь с грохотом бабахнулась об стенку, так, что отвалился кусок штукатурки, и в кабинет влетел взъерошенный и, похоже, перепуганный Евгений Николаевич Бабин.
– С ума сошел! – подскочила Катерина. – Ты меня заикой сделаешь!
Но
Бывший глава уралмашевской мафии, ныне он стал добропорядочным бизнесменом, владельцем изрядного пакета акций бывшего гиганта советского тяжелого машиностроения, трех оптовых рынков, десятка автомоек и всех гидролизных заводов в области, которые отчего-то немедленно обанкротились. Ивашов когда-то начинал у него в шестерках, да и теперь при всей своей породистости был моськой рядом с этим мамонтом эпохи приватизации, удачно пережившим почти всех представителей данного подвида. В свое время он сумел – небывалый случай! – отойти от криминальных дел без ущерба для здоровья и репутации. «Стариков» тогда подпирала молодежь, «белые воротнички», пришедшие на смену поколению спортсменов и рэкетиров. Тех, кто вовремя не сошел с меняющего курс корабля, как это сделал Фирулев, быстро и красиво сбросили, как балласт, не пачкая рук, при помощи милиции и прокуратуры. А Фирулев уже давно сидел на собственном острове, махая ручкой криминальному «Титанику». Конечно, у правоохранительных органов и на него имелся компромат – лет на пятнадцать строгого режима, да не было пока «команды сверху», без которой в таком тонком деле никак.
Фирулева в городе откровенно боялись. Один из его адвокатов был убит во дворе собственного дома, другой, как установило следствие, выбросился из окна исключительно по собственной инициативе, один из пресс-секретарей через месяц работы исчез бесследно, а джип его главного конкурента расстреляли из гранатомета – и он, и охрана погибли на месте. Ни исполнителей, ни, тем паче, заказчиков, конечно же, не нашли. Но было это все в далекие девяностые, к тому же Фирулев платил своей «обслуге» такие баснословные деньги, что к нему шли по первому зову, и даже Катерина как-то во время выборов писала статейку по заказу его пресс-службы – но лично тогда лицезреть не удостоилась. И вот теперь этот великий и ужасный господин Фирулев собственной персоной стоял посреди ее кабинета, и на лице его застыло выражение брезгливости. Поскольку ни к себе, ни к скромному, но вполне приличному интерьеру своего кабинета Катерина это выражение отнести никак не могла, то она с интересом посмотрела на Бабина, который зачем-то зашел в узкую щель между ее столом и окном и там топтался, рискуя выдрать из гнезд компьютерные провода.
– Вот. Это Катерина. Титова Катерина Викторовна, – сделав театральный жест в ее сторону, произнес Бабин.
– Это я понял. – Голос у Фирулева был спокойный и очень… неприятный. Кажется, и говорить ему с Бабиным было тоже очень противно, и делал он это через силу.
– Она вам подтвердит!– А можно узнать, что именно? – Катерине этот балет начал надоедать. В конце концов, она у себя в кабинете, никого к себе не приглашала и ничего Фирулеву не должна. Да и автомата у него вроде бы при себе нет, значит, здесь и сейчас он убивать никого не станет.