Весенний снег

Дягилев Владимир

Кому-то надо. И они оставили лечебную работу.

А главное, за все про все спрашивают с них. Подчиненные спрашивают. Начальство спрашивает. И на всех совещаниях-собраниях каждое лыко им в строку. Лечебник в чем-то ошибся, а им на народе глазами моргать.

Им за все показатели отвечать. Им - "не обеспечил", "не оказал", "не организовал". Хотя все они - и лечебники и администраторы-работают на одно, на здоровье людей, но подход у них к работе разный. И оценка их работы разная. Лечебника судят по состоянию больного.

Администратора - по показателям, по цифрам.

У лечебников - частность, у администраторов - обобщение.

В идеале прекрасно сочетание лечебной и административной работы, прекрасно взаимопонимание, взаимопомощь, взаимовыручка. А в жизни? Сколько людей - столько характеров. Сколько больных - столько болезней. Пойди совмести, угадай, предвидь. Тут нужен ум, такт, дальновидность, культура. А дело не стоит на месте. Люди идут. Никогда не знаешь, что подбросит тебе жизнь в следующую минуту...

Обычно профессор Горбачевский ладил с администраторами. Он на своей шкуре испытал, что такое организовывать и обеспечивать: в годы войны совмещал административную должность с лечебной работой. Более того, он иной раз помогал руководству своим именем, своим авторитетом, своим умением находить общий язык с разными людьми. А если сам не вмешивался, то позволял пользоваться своей фамилией. Администраторы с того и начинали некоторые важные разговоры:

– Вот есть у нас профессор Горбачевский. Быть может, слышали? Тот самый... Так вот для его клиники, для него лично совершенно необходимо, и притом срочно...

И получали под это имя, как под гарантированный вексель, аппаратуру, лекарства, деньги, оборудование.

Олег Дмитриевич даже гордился тем, что его имя служит своеобразным паролем и приносит пользу родному институту. Разумеется, эту гордость он не выказывал на людях, со временем и сам привык к ее ощущению и удивлялся, если не улавливал упоминания своей фамилии по какому-либо полезному, положительному поводу.

Из уважения к его персоне администраторы чаще всего не приглашали его к себе, не отвлекали от дел, а сами приходили в кабинет профессора. Принимая эти знаки внимания, он обычно отвечал на них любезностью и доброжелательством. Все это сильно действовало на сотрудников, на прикомандированных, на студентов, па всех, кто находился в эти минуты в его кабинете или в приемной. Еще бы! К нему само начальство приходит.

Не частый случай!

И этому приходу Олег Дмитриевич тоже не придал значения, хотя он и вывел его из обычного, ровного состояния. Явился главный врач клинической больницы доцент Гати.

Олег Дмитриевич встретил его улыбкой, не той, что относилась ко всем, а особой, добродушно-насмешливой, адресованной только доценту Гати, а еще точнее - его комичной, примечательной внешности. Был доцент Гати весь пухлый, как закормленный ребенок, гладкий, лоснящийся, с тройным подбородком. По поводу его внешности без конца острили товарищи, называя его то "с запасом", то "гофрированный", разыгрывали его и потешались над ним, наперед

зная, что он не обидится, а посмеется над шуткой вместе со всеми. Однако что касается службы, тут доцент Гати был неумолим, исполнителен и настойчив до предела. Прилипнет по какому-нибудь вопросу и не отстанет, пока не добьется своего.

– Здравствуйте, голубчик, здравствуйте, - первым поздоровался Олег Дмитриевич, сразу же смекнув, по какому делу явился главный врач.

Доцент Гати почтительно пожал руку Олегу Дмитриевичу, сел в предложенное ему кресло и еще долго отпыхивался, все не начиная разговора, делая вид, что слишком задохнулся" поднимаясь по лестнице.

– Да-а, - наконец выдохнул он, показывая, что И трудно ему, и не рад говорить, а надо, служба требует.
– Быть может, не указывать этот случай?

– Непорядочно, - тотчас откликнулся Олег Дмитриевич.

– Но он же нам всю картину, так сказать, портит!

– Мы имеем дело не с куклами,-возразил Олег Дмитриевич.

– Это, та-сказать...
– заволновался доцент Гати. "

Но мы уже написали, и к совещанию подготовлен материал. А тут, та-сказать, сук, на котором сидим ..

– Непорядочно, - повторил Олег Дмитриевич.

Доцент Гати вынул аккуратно сложенный платок, промокнул им лицо, все три подбородка по очереди

– Прямо и не знаю, что, та-сказать, делать. Вопрос большой, в масштабе не только города: в клинике нет смертности. И вот, та-сказать, причины: отличная диагностика и глубокое прогнозирование.

Олег Дмитриевич с пониманием покивал головой, но не поддержал предложения главврача.

– И тут, та-сказать, как назло, как раз накануне совещания...

– К сожалению, такова наша профессия, голубчик, - Олег Дмитриевич развел руками.

Он долго смотрел в глаза главврача. Тот даже прослезился, опять полез за платком. Но взгляд Авторитета выдержал.

Доцент Гати еще посидел, попыхтел, усвоил для себя^ что со стороны Авторитета поддержки нет, но и осуждения не будет, почтительно откланялся и ушел.

Появилась Нина Семеновна, и очень некстати. Она увидела лицо Олега Дмитриевича таким, каким его ийкогда раньше не видела; напряженным и недовольным.

Это длилось всего какое-то мгновение, а затем выражение изменилось, лицо приняло привычный вид. Олег Дмитриевич одарил ее своей очаровательной улыбкой, но, словно по инерции, повторил свой жест, развел руками!

– К сожалению, мы имеем дело не с куклами.
– Но тотчас спохватился: - Что у вас?

– Относительно мальчика Прозорова. Все подготовлено.

– Прелестно, голубушка, прелестно... Вот в понедельник... на пятиминутке и решим.

Нина Семеновна несколько удивилась, потому что знала, что все в клинике определяет не пятиминутка, а Олег Дмитриевич, но ничего не сказала, извинилась и пошла делать свои дела,

Такое случается только во сне или в сказке. Выходя из трамвая, Вера Михайловна буквально столкнулась с доктором из Медвежьего.