Весенний снег
Шрифт:
– Ой!-воскликнула она.
– Здравствуйте,-поспешно отозвался он, также удивленный этой встречей.
– Владимир Васильевич?-произнесла она, все еще не веря, что это именно он, их доктор, со своими очками, со своим острым носиком.
– Да, да... Я на усовершенствовании и по поводу диссертации...
– А мы е Сереженькой... Помните? Он в клинике Горбачевского.
– Зайду... В самое ближайшее время.
Подходил следующий трамвай. Владимир Васильевич, видимо, торопился, неловко откланялся и повторил!
– Непременно зайду...
Эта неожиданная встреча взбодрила Веру Михайловну, придала ей силы и уверенности. Сегодня она снова ехала к своей однофамилице, 3. И. Зацепиной. И все еще колебалась, решая, надо ли ей навещать Зинаиду Ильиничну. Быть может, той эта. встреча будет не особенно приятна? Быть может, ей отдохнуть в выходной хочется, а тут нежданный гость?
"Ведь здесь не деревня, не наши Выселки, где к каждому зайди в любое время, и он рад будет, - здесь все по-другому.. ."
Самой Вере Михайловне хотелось этой встречи. Она ждала и боялась ее. Это была хоть какая-то надежда разыскать родственников.
"Но хотят ли того же другие, вот эта Зацепина Зинаида Ильинична? Та ли это, кого я ищу?"
Встреча с Владимиром Васильевичем все решила.
Вера Михайловна увидела в ней доброе предзнаменование. Сомнения исчезли.
"Все обойдется, - внушала она себе.-Я не одна тут.
Да и Зинаида Ильинична человек же, В крайнем случае извинюсь и не стану задерживать. Я только спрошу и все. Спрошу и все",-повторяла она себе.
Дорогу Вера Михайловна уже знала. Время было дневное. Она быстро отыскала нужный дом. Вошла в подъезд. Остановилась у двери, на которой висели таблички с фамилиями, и нажала звонок 3. И. Зацепиной.
Дверь распахнул лохматый высокий парень и оглядел Веру Михайловну пустыми глазами. Он что-то жевал и молчал. И хотя парень годился в ученики Вере Михайловне, его нагловатый вид смутил ее, она спросила поспешно:
– Можно Зинаиду Ильиничну?
Парень, не переставая жевать, ткнул пальцем во вторую дверь от входа, повернулся и пошел, покачивая бедрами, как кокетливая девица.
Вера Михайловна подошла к указанной двери, осторожно вздохнула и постучала.
– Сейчас, сейчас, - послышался грубый голос, и через несколько секунд в дверях показалась немолодая женщина с бигудями на голове.
Вере Михайловне бросилось в глаза ее худое лицо с тяжелой челюстью и с добрыми, будто от другого лица, мягкими карими глазами.
– Вы Зацепина?
– с ходу спросила Вера Михайловна.
– Ну, - подтвердила Зинаида Ильинична.
– И я Зацепина.
Зинаида Ильинична отступила в сторонку, пропуская Веру Михайловну в комнату.
– Меня еще маленькой... своих ищу... эвакуирована в сорок втором, выпалила Вера Михайловна и осеклась, сама удивляясь тому, как она коряво и неудачно это проговорила.
Но Зинаида Ильинична, как видно, не заметила этой корявости, а напротив, как-то сразу чутко восприняла ее слова, пододвинула Вере Михайловне стул, сама села напротив.
– Так я говорю, -
Она заметила, что у хозяйки заслезился один глаз.
Это было странно. Правый смотрел нормально, а левый слезился.
Зинаида Ильинична поспешно встала, взяла с тумбочки папиросы, спички, пепельницу.
– Курите?
– Нет, спасибо, - отказалась Вера Михайловна.
Зинаида Ильинична затянулась, выпустила в сторону дым и спросила:
– Вы не Антонины Ивановны дочка?
– Нет. Маму звали Маргарита Васильевна. Я Зацепина по отцу.
– По отцу?
– переспросила Зинаида Ильинична.
Она напряженно думала.
– Может, Захара Ильича?
– осторожно спросила Зинаида Ильинична.
– Нет, - полушепотом, так же осторожно ответила Вера Михайловна. Моего папу звали Михаилом. Михаил Петрович.
– Михаил Петрович, - повторила Зинаида Ильинична, щуря слезившийся глаз.
– Да что же это я?!
– спохватилась она.
– Раздевайтесь. Чай пить будем.
Она настояла, чтобы Вера Михайловна разделась, усадила ее к столу, сунула в руки свежую газету и выбежала на кухню. Вера Михайловна читать не стала, принялась разглядывать комнату. В ней было много вещей, и потому она казалась тесноватой. Чуть ли не треть ее занимала широкая кровать с подушками с двух сторон, а посредине-кукла на маленькой подушечке. Кукла была приодета, причесана, но, судя по всему, дети здесь не жили. Жила одна хозяйка. Еще бросилось в глаза обилие цветов. Они стояли у стен и на окнах в глиняных, обернутых цветной бумагой горшочках. А на самом видном месте висел портрет ребенка, написанный плохо, и было неясно, кто изображен на нем, мальчик или де- вочка.
Зато другое для Веры Михайловны уже стало ясно:
она была убеждена, что Зацепина-то Зацепина, да не та. Но это требовалось выяснить окончательно, да и уходить сейчас было неловко, тем более что хозяйка принимает ее душевно, вот бегает, накрывает на стол. Высокая, некрасивая, в бигудях, она выглядела нескладно, и в этой нескладности и суетливости было что-то трогательное. Вера Михайловна даже спросила:
– Может, помочь?
– Что вы, я мигом.
Она расставила чашки, вазу с фруктами, вазочки с печеньями и вареньями,*внесла большой чайник и окинула стол внимательным взглядом.
– Извините, выпить нечего.
– Это и ни к чему. И так все отлично, - одобрила Вера Михайловна и сама удивилась своим словам:
"Я как на уроке. Высший балл ставлю".
Некоторое время они молчали, старательно пили чаи, не решаясь продолжить начатый при встрече разговор.
– Значит, однофамилица?
– наконец проговорила Зинаида Ильинична.
– Выходит, так, - согласилась Вера Михайловна.
– Все равно приятно, - мягким голосом произнесла Зинаида Ильинична.