Весенняя лихорадка
Шрифт:
— Что наводит тебя на мысль, что ты меня любишь?
— Не знаю. На эту мысль меня ничто не наводит. Это гораздо ближе, чем нечто, наводящее на мысль, что я люблю тебя. Это знание, что я тебя сильно люблю. Не жду, что поверишь, но это правда.
— Прошу прощения. Закуривай.
— О, как мило. Американские сигареты. Если застукают за контрабандой их в Массачусетс, тебя ждет большой штраф.
— Не шути.
— Ладно.
Лиггетт взял Глорию за руку, но она вырвалась.
— Нет. Ты хотел
— Хорошо, — сказал он. — Так вот, начну с того, что я бросил жену. Или, скорее, не знаю, как выразиться. Формально я бросил ее…
— Окончательно?
— Окончательно? Ну да. Разумеется, окончательно.
— Разумеется, окончательно, — повторила Глория. — В сущности, ты сам не знаешь, окончательно или нет. По твоему тону ясно, что ты даже не думал об этом.
— Нет, я не размышлял на эту тему месяцы, дни и годы. Тебе холодно?
— Да. Но мы останемся здесь.
— Не нужно держаться так злобно. Я просто спросил.
— Извини.
— Ладно, вернемся к теме разговора. Мы с женой разошлись. Окончательно. Я сказал ей о тебе…
— Зачем?
— Я не называл твоего имени.
— Я не об этом. Почему ты сказал ей раньше, чем мне?
— Вспомни, у меня не было возможности тебе сказать.
— Все равно нужно было сказать. Подождал бы. Зачем ты это сделал? Я не разрушительница семей. У тебя есть дети. Разрушать семью — последнее дело. Нужно было сперва сказать мне.
— Не понимаю, что это изменило бы. Это не имеет никакого отношения к фактам.
— Каким фактам? Что я спала с тобой? Ты сказал ей, что я спала с тобой в твоей квартире? Сказал?
— Да.
— О, дурак. Безмозглый дурак. О, Лиггетт. Зачем ты это сделал? Бедняга. Ну, поцелуй меня.
Он поцеловал Глорию. Она забросила руку ему на шею.
— Что ты еще сделал? Что еще ей сказал?
— Сказал все, кроме твоего имени.
— А она?
— Знаешь, я не дал ей возможности высказаться. Сказал, что люблю тебя.
— Угу. И она не спросила моего имени? Да, она не стала бы спрашивать. Думаю, вскоре узнает.
— Я не хотел называть ей твое имя. И не назвал бы, если б спросила.
— Теперь ей будет нетрудно его узнать. Какие у нее планы?
— Не знаю. Я сказал, если хочет, дам ей развод в Нью-Йорке. Я представлю ей основания.
Глория засмеялась:
— Ты уже представил.
— Она сказала то же самое.
— Она примет твое любезное предложение?
— Думаю, она собирается ехать в Рино.
— Зачем идти на такие расходы? Заставь ее получить развод в Нью-Йорке. Я буду неизвестной женщиной в кружевном неглиже.
— Нет, Рино лучше.
— Это дорого. Я слышала, поездка в Рино стоит больших денег.
— Но я думаю, она хочет ехать в Рино, и все, что она хочет делать, меня устраивает,
— Сколько им лет?
— Рут, старшей, будет шестнадцать, может, уже исполнилось, а Барбара на два года младше ее.
— Да, теперь вспомнила. Ты говорил мне. Но хорошего тут мало. Старшая не собирается устроить прием по случаю первого выезда в свет?
— Очень в этом сомневаюсь. Эти вещи обходятся дорого. Два года назад было бы можно. Но не в этом году и не в будущем.
— В будущем году у нас будет революция.
— Где ты слышала такую ерунду? Революция. В этой стране? У нас может быть президент-демократ, но — или ты имела в виду под революцией это?
— Я имела в виду кровавую революцию. Головы на палках или на кольях или как это называется. На пиках. К примеру, твоя голова. Всех богатых. Твоя голова в соломенной шляпе с лентой теннисного клуба. Так будут разбирать, кому рубить головы.
— Выйдешь за меня замуж?
— Я стараюсь отвлечь тебя от этого. Ты не должен считать, что обязан спрашивать меня об этом.
— Совершенно очевидно, что я делаю это не по обязанности. Пожеланию. Хочешь выйти замуж?
— За тебя да, но…
— Никаких «но». Если хочешь, мы поженимся. Никаких других соображений нет.
— Напротив, есть тысячи других соображений, но значения они не имеют.
— Это я и имел в виду.
— Нет, не это. Но не будем спорить. Да, я выйду за тебя замуж. Ты оформишь развод и все такое, я выйду за тебя и буду хорошей женой.
— Я знаю.
— О, не по той причине, что ты считаешь. Ты думаешь, что я развлекалась, как мужчина, и теперь готова угомониться. Эта причина не истинная.
— Вот как?
— Совершенно не истинная. Хочешь узнать истинную? Потому что у меня это врожденное. Моя мать. Я сегодня думала о том, какой замечательной женой она была моему отцу и остается до сих пор спустя столько лет. Разумеется, в определенном смысле ты прав. После той жизни, какую вела, я обнаружила, что для женщины существует только один образ жизни. Ты, конечно, не хочешь, чтобы я упоминала о прежней жизни, но я не могу делать вид, что ее не было.
— Где твоя каюта?
— Она заперта. А твоя где? Пошли лучше в твою.
Лиггетт сказал, как найти его каюту.
— Я спущусь сейчас, — сказал он.
— Я через пять минут, — сказала Глория.
В каюте Лиггетт подумал, что это место для времяпрепровождения с женщиной отвратительное. Потом Глория постучала в дверь, и он пришел в еще большее замешательство. Он сидел на нижней койке, она стояла перед ним, и он обхватил ее за бедра. Вот она, прямо под одеждой, стоит, держась за верхнюю койку, готовая удовлетворить любое его желание.