Весна, которой нам не хватит

Летова Ефимия

А время уходило. Убегало, уносилось безвозвратно.

Времени не было совсем.

– Вы мне поможете? – нарушила я молчание. – Мне нужно поговорить с кем-то из отдела контроля над скверными. С кем-то, кто может принимать решения, кого послушают мгновенно.

– Вы хотите, чтобы этому мальчику... не стирали дар? – наконец сказал Трошич. – Если ещё не поздно, я могу это устроить. Скажем, послезавтра или в пятницу я как раз...

– Нет, – сказала я, облизнув губы, – то есть, да, но этого недостаточно. И послезавтра – уже поздно, как же вы не понимаете! Мне сейчас же надо поговорить с кем-то, кто... Кто отвечает за

магицину скверных, кто знает обо всех программах, которые проводились с ними за последние лет... тридцать. Мне очень надо.

– Боюсь, это невозможно, Хортенс.

Сенатор Трошич продолжал смотреть в окно.

– Я не смогу тебе помочь. И никто не сможет. Выпросить одного отдельного законопослушного скверного, задействовав все свои рычаги воздействия – это ещё куда ни шло. Не прямо сейчас, конечно, а со временем. Но на допрос с пристрастием, да и к тому же без предварительной договоренности от малье с улицы – ты уж прости, при всём уважении к вашей семье, разумеется – никто не согласится. Если бы Крайтон... но ты уже знаешь о нраве и устремлениях своего будущего родственника. Или... уже не родственника? В любом случае, ты с ним говорила, и должна понимать: к скверным он нетерпим.

Потолок вращался надо мной. Точнее, голова кружилась. Вчерашний вечер был слишком интенсивным на переживания и события, я чувствовала в мышцах его тянуще-сладкую боль. Потом эта ночь, разговор с директрисой, пожар в библиотеке. Никакой еды со вчерашнего... дня? Есть и спать не хотелось, но голова соображала с трудом.

А время уходило.

Что мне делать? Не ехать же в самом деле к Корбу Крайтону!

– Подумай, Хортенс, – всё так же не отрывая взгляд от окна, сказал сенатор. – Ты знаешь, я принимаю скверных как свершившийся факт, я хотел бы улучшить их жизнь, хотел бы дать им право на нормальное существование среди нормальных людей... Но ты! Тебе вполне позволительно размышлять иначе. Ты молодая, красивая, одарённая девушка из хорошей семьи с перспективами прекрасной партии и безоблачного будущего. Не порти его отношениями с каким-то скверным мальчишкой. Если, гипотетически, он бы выжил... Ваш союз был бы вне закона, так как официально скверным запрещено иметь семьи и детей. У него не было бы нормальной работы. Родители и друзья отвернулись бы от тебя. Бедная бездетная старость среди изгоев – вот что вас ждало бы. Зачем тебе это, милая Хортенс?

Зачем?

Я не знала, что говорить, потому что слова о любви, предательстве и выборе звучали бы неуместно и пафосно здесь и сейчас, в этом кабинете и с этим человеком. Потому что времени не было, а мужчина, стоявший рядом со мной, не желал действовать, принимать решения, напрягаться, напрягать кого бы то ни было... Не не мог. Не желал.

За окном был день. Великолепный, тёплый, ясный и погожий майский денёк. Солнечные лучи проникали сквозь листья домашних растений, в изобилии произраставших на несколько пыльных подоконниках: выглядело довольно мило, несмотря на неухоженность, неоформленность этого домашнего сада. Я смотрела сквозь – сквозь растения, сквозь стекла, сквозь солнце, не желая признавать, что сделать больше ничего нельзя, что всё кончено.

Время уходило.

Когда в песочных часах остаётся всего несколько песчинок, кажется, что они падают в разы быстрее... а может, так оно и есть.

Я бездумно вытянула руку, коснулась шершавого на ощупь ближайшего листа, толстого и широкого.

Отдёрнула руку, уколовшись о незаметный острый шип на стебле. И в тот же момент увидела, как замерцал россыпью синих огоньков крупный тёмный цветок, притаившийся за листом... Да их же тут много, таких цветков, просто не все цветут. Горшков пять, не меньше...

Сердце застучало быстрее, сонливость прошла.

Я помнила такой цветок у Эймери, точно такой же. Довольно редкий и необычный, во всяком случае, я больше ни разу нигде на подобный не натыкалась. Цветок, который по детской глупости разбили мы с Аннет. А Эймери сказал, что это подарок матери, ценная памятная вещь... как же я переживала по этому поводу!

Но мать Эймери погибла, а он сам попал в жестокий голодный Джаксвилль. Потом бежал налегке, потом где-то лечился... И всё это – с горшком наперевес?

Он просто не смог бы его сохранить.

Мог ли Эймери мне соврать? Что ж... пусть не соврать, просто немного изменить правду, которой безмерно стыдился. Подарок, пусть не от матери, но от единственного близкого и важного человека... памятный подарок... полученный перед тем, как поселиться в доме семьи Флорис... Человека, которому он не был нужен, человека, который от него откупился.

– Как вам мой маленький садик? – сенатор Трошич неслышно подошёл сзади и встал за моей спиной. – Моя гордость! Конечно, с виду-то и не скажешь, в плане садоводства я не мастак. Но посмотрите, какие крепкие листья и стебли, полные жизненной силы, какие большие цветки! Королевская синефлора цветёт с апреля по сентябрь, ну а с магической подпиткой может и весь год радовать...

– Редкий цветок, – едва выговорила я.

– Да уж. Капризный на редкость. Но результат того стоит: эти красавицы радуют меня много лет. Мне подарил их один церковник из Лардии.

– Ваш сын растил такой несколько несколько лет. У него он тоже цвёл. Прижился, пока не разбился однажды.

– Что?

Я повернулась к сенатору, пытаясь узнать в этом слегка одутловатом лице знакомые черты. Но не узнавала. И в то же время видела, как холодно, оценивающе смотрел на меня сенатор, продолжая привычно улыбаться, чуточку рассеянно и отстранённо.

– Вы ему так нужны. А вы...

У меня действительно закончились слова, аргументы, даже эмоции.

– Скверный сын вам не нужен, верно? Скверный незаконорожденный... Как удобно избавиться от такого пятна на репутации идеального семьянина.

– По большому счёту, скверные никому не нужны, дорогая Хортенс, – любезно отозвался сенатор Трошич. Поднялся и открыл дверь, недвусмысленно кивнул, приглашая на выход. – За свою жизнь я сделал для них больше, чем кто-либо другой в этой стране. Думаю, с меня достаточно. А вы, однако, сказочница. Но это можно понять, накануне свадьбы многие девушки нервничают, выдумывают Огненная лилия знает что! Отдохните, успойтесь. Всего вам доброго.

Я была уверена, что мальёк Карэйн не станет меня дожидаться. Но он полусидел, полулежал на стоящей в коридоре узкой, неудобной даже на вид скамье, вытянув чуть подрагивающие ноги и прикрыв глаза. Я безо всякого смущения потрепала его по плечу.

– А, вот и вы, дорогая! Знаете, конечно, это не моё дело, но мне стало вдруг удивительно интересно, чем же закончится эта история... Как прошёл ваш визит?

– Плохо, – сказала я. Опустилась рядом, чувствуя, что сейчас буду трястись ещё сильнее, чем он.