Весна отверженных

Моррис Кэт

— Сила Единого… — прошептал жрец белеющими губами. — О Благословенный, даруй детям твоим избавление от мучений и вечный покой…

То, что лежало на третьем столе, было очень сложно назвать человеческой фигурой. Это была изломанная, скрюченная горка кровавого месива, по которой было совершенно непонятно, мужчина это или женщина, старый он или молодой, живой или мертвый, какие у него волосы, какого цвета глаза. Единственное, что уцелело у несчастного — это правая рука. Холеная женская рука с аккуратными ногтями, никогда не державшая ничего тяжелее и грубее гусиного пера.

Палач взял кочергу и наугад ткнул в лежащую на столе

окровавленную тушу. Фигура слабо дернулась и издала звук, похожий на бульканье.

— Считайте, что преподобная мать Агата с вами поздоровалась, — усмехнулся Гильом. — Она согласна подписать бумаги сразу, как только это сделаете вы.

Отец Беренгарий с ужасом уставился на Великого герцога.

— Что ты с ней сделал?! Воистину ты безумен, Гильом Де Тайер, безумен и жесток! И ты еще хочешь занять трезеньельский трон?! Я отказываюсь что-либо писать и подписывать, тебе не место во главе государства!

Герцог Де Тайер усмехнулся:

— Тебя не страшит даже перспектива оказаться в таком же состоянии, как и несчастная Агата Роклинальская? Она тоже очень храбрилась, знаешь ли. Ровно до тех пор, пока мэтр Оллорнас не начал с ней работать. Ты ведь не хочешь испытать, что бывает, когда с тебя сдирают кожу мелкими клочками? А когда потом ломают все кости, которые только можно сломать? Впрочем, для тебя у меня есть развлечение получше. Мальчишка ведь — сын твоей племянницы? Или горничной? Ну, или как там у вас в Святой земле такие ханжи, как ты, называют девок, которых портят? Ты наверняка был очень рад, когда в таком преклонном возрасте ей заделал!

— Прекрати! — возмутился жрец. — Ты не посмеешь…

Но было уже поздно. По знаку герцога палач положил на лицо юноши обильно намоченную в ведре с водой тряпку и аккуратно расправил ее. А потом осторожно поднял ведро и начал медленно лить воду на лицо молодого послушника. Тот задергался.

— Знаешь, как это работает? — услужливо пояснил герцог. — Мокрая тряпка не дает пройти воздуху, а вот вода через нее просачивается отлично. Сейчас парень начнет захлебываться. Сначала он будет дергаться, но это ему не поможет… Потом попытается кричать, но это только ухудшит ситуацию. Ну а потом, перед тем как задохнуться окончательно, он обмочит штаны. Это знак того, что конец близок. Все висельники заканчивают жизнь, напоследок обмочив штаны… Что, уже? Быстро как!

— Нет! — отец Беренгарий забился, как пришпиленное на булавку насекомое, и зарыдал. — Спаси его! Я составлю документ! Я подпишу его! Только умоляю, оставь Эрасмуса в покое!

Герцог сделал знак, и палач сдернул мокрую тряпку с лица юноши. Тот закашлялся. Несчастный отец Беренгарий вымученно улыбнулся сквозь рыдания.

— Отцепите его, — брезгливо сказал Гильом. — Усадите за стол, прямо как есть, пока не передумал, и дайте ему перо и бумагу. Я все продиктую. И следите, чтобы то, что осталось от Агаты, не отдало Единому душу раньше, чем тоже подпишет.

Через полчаса Великий герцог Гильом Де Тайер вышел из пыточной своего дворца, весело размахивая еще не успевшим просохнуть пергаментом. Слабаки-церковники сделали свое дело и больше ему не нужны. Люди, которые сфальсифицировали документ, лишивший короны его отца и его самого, не вызывали в герцоге ничего, кроме омерзения. Стоит ли приказать незаметно умертвить всех троих сейчас, или все-таки дождаться коронации, он еще не решил. За обедом он обязательно что-нибудь придумает.

Глава 6

Андри

снова возвращался домой в мрачном расположении духа. Он всю ночь проговорил с Орсэлем, убеждая его не подвергать магов смертельной опасности, но старик, похоже, или чего-то боялся, или окончательно спятил. Он все твердил про необходимые жертвы и о том, что свобода — это то, что даром не дается и ради чего нужно проливать кровь. Кого он пытался в этом убедить, Андри или самого себя, целитель так и не понял.

О судьбе магистра Руфуса вот уже месяц не было никаких известий. Раньше до Андри долетали хотя бы обрывочные сведения о том, что учитель жив, и маг вынужден был довольствоваться этими скудными вестями. Их приносил чародей по имении Ферран. Этот рисковый, совершенно безрассудный парень смог устроиться работать в Шато-Де-Солиммар и был помощником брата-эконома. Но вот уже очень долго Андри не получал и этого: Ферран говорил, что на все его вопросы о Руфусе брат-эконом начал высказывать подозрение, и поэтому на какое-то время Ферран просто перестал их задавать. Андри не позволял себе унывать, но иногда не справлялся с собой, и тогда его сердце сжималось от отчаяния.

Колокол на церквушке пробил семь утра. Маг тяжело вздохнул и ускорил шаг. Целитель потратил слишком много времени на разговор с Орсэлем, как оказалось, совершенно бесполезный, и теперь ему не удастся поспать. Сейчас потянутся первые утренние пациенты — те, кто промучился всю ночь в надежде, что все пройдет само, и те, кто спешит на работу и не может остаться дома из страха ее потерять.

Подходя к заброшенному тюремному архиву, который служил ему жилищем и лазаретом, маг неожиданно увидел, что дверь клиники открыта, а над ней горят фонари. Правда, свет был обычным, желтым, а не магическим зеленым, который так любил сам Андри. Целитель удивленно приподнял левую бровь и поспешил внутрь.

— Ты похожа на кошку, — услышал чародей с порога детский голос из части помещения, которое было огорожено под приемную. — Ты невеста Андри?

От удивления у мага перехватило дыхание. Целитель закашлялся и зажал рот руками, стараясь не шуметь. Эсса, которой, скорее всего, и были адресованы эти слова, закашлялась вслух, но потом рассмеялась.

— Как одно связано с другим, Валь?

— У нас есть большой рыжий кот Тибо, — важно пояснил мальчик. — Недавно он пришел домой и привел с собой худую черную кошку. Бабушка сказала, это его невеста. Ты тоже невеста?

— Не смущай девушку, Валь! — послышалось старческое ворчание. — Зачем такое спрашивать!

Этот голос Андри тоже узнал. Мадам Матинн, прачка и гладильщица из соседнего квартала. Привела внука перевязать ожог. Мальчишка голой рукой схватил раскаленный утюг, падающий на кота, того самого рыжего Тибо.

— Не ругай его, мадам Матинн, — продолжала смеяться Эсса.

Андри решил, что пора вмешаться, и заглянул внутрь:

— Яркого утра всем.

В приемной все было так, как он и ожидал. Эсса склонилась над сидящим на табуретке мальчиком лет шести и перевязывала ему руку. Рядом на стуле сидела сгорбленная пожилая женщина, держа чашку кофе. Все трое повернули головы, Эсса — с видом нашкодившего подростка, мадам Матинн — сконфуженно вцепившись в чашку, как будто маг собирался ее отобрать. На лице маленького Валя расцвела радостная улыбка. Ситуация была комичная, и Андри улыбнулся в ответ.