Весна сорок пятого

Туричин Илья Афроимович

…Потом, заново переживая первый бой, мысленно повторяя все, что он делал, начиная с команды "в цепь", Петр понял, что, неумолимо гоняя на учении бойцов, сержант не для себя старался, для пользы дела.

Промелькнуло несколько домов. Вспыхнула оранжево черепица крыш, будто проскочили мимо гигантские белки. Танк несколько раз сильно встряхнуло.

– Держись, ребята!
– крикнул сержант Яковлев.

Его никто не услышал, голос растворился в грохоте гусениц. Все и так держались друг за друга.

Петр попал в десант впервые. После недельного

непрерывного наступления их сменила свежая часть, а роту отвели на отдых, разместили на окраине полусгоревшего села. Усталые бойцы повалились спать, не дожидаясь походной кухни. Тело ныло, как после побоев. А тут - тревога. Отделение заняло свое место в строю.

Вместе с комбатом пришел командир полка подполковник Церцвадзе, тоненький, черноглазый, улыбчивый. Петр видел его несколько раз. Сейчас подполковник не улыбался, темное лицо его с острым, горбатым носом и дряблыми мешками под глазами было хмурым. Тоже, видать, не спал. Он молча обошел строй, вздохнул. Обронил тихо:

– Устали?… Вижу - устали. Счастливые вы люди. Нет слаще усталости, чем в наступлении! А? Вон как фашисты от вас драпанули. Герои! Все как один герои!
– На мгновение сверкнули белые зубы, и снова лицо потемнело, нахмурилось.
– Сейчас бы в баню и подушку давить.! А тут такое дело. Километрах в семидесяти отсюда - концентрационный лагерь. Есть сведения, что гитлеровцы намереваются замести следы своих преступлений. Всех в том лагере уничтожить! А там есть женщины и дети. Дети!
– внезапно крикнул Церцвадзе.
– Понимаете, дети! Генерал-лейтенант Зайцев дал танки. Задача: прорваться к лагерю во что бы то ни стало. На вас вся надежда, гвардейцы!

…Впереди несколько раз грохнула пушка. Танк, на котором сидело отделение Яковлева, сошел с дороги и помчался прямо по полю. Затрясло еще сильнее. Выскочили из облака дыма и увидели впереди густые ряды колючей проволоки, а за ними длинные низкие дощатые бараки, а еще Дальше кирпичное здание с высокой дымящей трубой.

Сразу за проволокой стояли вышки. С вышек ударили пулеметы. Танк на мгновение остановился.

– Прыгай!
– крикнул Яковлев.

Красноармейцы ссыпались с танка. Танк развернулся и, набирая скорость, пополз прямо на вышку, снес проволочное заграждение, ударил в основание вышки - та рухнула.

– Вперед!
– скомандовал Яковлев и повел свое отделение в пролом.

Рота заняла круговую оборону. Отделению Яковлева достался главный вход: двойные обмотанные колючей проволокой ворота на обстоятельных массивных столбах. Дорога, ведущая внутрь лагеря, посыпана желтым песком и отсечена от порыжевшей, прошлогодней травы острыми, крашенными мелом кирпичами. Поперек, сразу за воротами, - полосатый шлагбаум. Возле домика встал танк. В любой момент к лагерю могут подойти фашисты. По сути танки с десантниками вышли к ним в тыл. Надо быть готовыми ко всему.

Подошел майор-танкист со следами ожога на лице. Яковлев, сидевший на крыльце караулки, вскочил, козырнул лихо.

– Товарищ майор, отделение занимает оборону, согласно приказа. Командир отделения гвардии сержант Яковлев.

– Добре.

Тихо?

– Пока тихо, товарищ майор.

– Вот именно пока. Гусев!
– громко позвал майор.

Из открытого люка танка высунулся рыжий танкист.

– Я!

– Связь есть?

– Налаживаю.

– Долго, - недовольно сказал майор.

– Так ведь лампы побило. Я у фрицев рацией одолжился. Вот налаживаю.

Танкист исчез в люке, а майор присел на крылечко, снял шлем. Волосы у него были короткие, с проплешинами. Наверно, тоже от ожогов.

– Разрешите, товарищ майор, спросить?
– тихо сказал Яковлев.

– Ну.

– Много их там?

Майор понял, о ком он спрашивает, кивнул несколько раз печально.

– Полны бараки. Женщины, детишки мал мала меньше. Вот так, сержант. Крематорий у них тут день и ночь работал. Трупы жгли. А может, и живых. Баня газовая.

– Как это, товарищ майор?

– Приводили как бы помыться. А потом на голых газ пускали. Из специальных баллонов. Тех баллонов целый склад у них тут.

Из люка высунулся рыжий танкист.

– Есть связь, товарищ майор.

Майор торопливо залез на броню, взял у танкиста наушники, закричал в микрофон:

– Товарищ семнадцатый, я на месте. Как слышите? Я на месте. Слышите меня? Прием… Да. Заняли круговую… Прием… Кухонь, кухонь побольше, товарищ семнадцатый. Мы все отдали. Все энзе. Но их тут тысячи! Прием… У них тут боевая группа. Я им оружие немецкое отдал. Может, обороняться придется. Прием… Есть, товарищ семнадцатый. Продержимся.
– Майор сунул рыжему в руку наушники и микрофон. Отер со лба обильный пот.
– Стой, сержант, насмерть! Пока наши не подойдут.

– Тихо как, - сказал Яковлев.
– Словно и нет никого.

– Бараки закрыты. Нельзя открывать бараки. Немцы могут сунуться. Бой будет. Еще детишек перебьют.

Но немцы не появились. Видно, не до лагеря им было. А к вечеру подошли походные кухни, несколько санитарных машин и роты две пехоты.

В ворота въехала рябая "эмка", резко тормознула. Из нее выскочил майор, открыл дверцу. Показался генерал-лейтенант в накинутой на плечи шинели.

– Зайцев, - шепнул Яковлев, озираясь по сторонам. Никого из офицеров поблизости не было. Никто не подавал команды, не встречал генерала.
– Смирно!
– крикнул Яковлев.

Петр смотрел на генерала, вытянув шею. Слышал он о нем много, а видел впервые.

Генерал оглядел вытянувшихся бойцов. Поздоровался. Ответили дружно.

– Вольно, - сказал Зайцев.
– Яковлев! Никак это ты?

– Гвардии сержант Яковлев, товарищ генерал!
– представился Яковлев и растянул губы в радостной улыбке.

Зайцев подошел, протянул руку.

– Ну здравствуй, сержант.

– Здравия желаю, товарищ генерал!

– Воюешь.
– Зайцев потрогал сержантские награды - два ордена Славы и медали.
– Ишь, наград нахватал! Вы лагерь брали?